Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности
Шрифт:
В современном бытовании бренда необходимо найти неразумным государственным тратам на его поддержку в том виде, в каком он сложился в советском имперском сознании, альтернативу. Потребитель не желает инвестировать в классику свои деньги или свободное время.
Модернизация
Для обновления, возрождения и, что важнее, возвращения бренда необходимо осознать неэффективность вызволения его из кризисного состояния традиционными методами. Необходимо сформировать общественный спрос на новый продукт, который поступит на потребительский рынок под логотипом бренда «Пушкин».
Требуется модернизация, частичная продажа прав на классику компаниям, способным на смелые идеи и инвестиционные риски. Государство должно освободить себя от мелочной опеки классической культуры, этих маловразумительных торжеств, юбилейных празднеств, трансляций стихов в шумном метро, билбордов с набором из дюжины звонких цитат.
Особенно показателен в плане модернизации опыт «гибридизации» артистов и спортсменов – разные ТВ-версии танцев на льду, танцев со звездами и многочисленных вокальных конкурсов. Кстати, именно эстетика гибридизации принесла России победу на Евровидении.
Очевидны и недостатки: гибридизация приводит к полной потере критериев спортивного и художественного качества. Если спорт опирается на абсолютные количественные показатели, то творчество всегда было им чуждо. И все же синтез спорта и искусства предлагает, несомненно, спорный опыт, который, ввиду его неожиданной популярности среди зрительской аудитории, можно распространить на другие виды художественно-практической деятельности.
Классика – это институция, открытая для обостренных дискуссий, смелых экспериментов, а не для рамочек мертвых схем.
Которые, как снег, любовь, как сон на утренней заре, как хлеб и цветы благоуханные: о чиновниках или вынужденная песнь торжествующей любви
По-итальянски аукционист называется banditore – почти что bandito. Слово «bandito» хочется перевести на русский как «чиновник». Оно, кстати, так и переводится. Нашей ежедневностью.
Цель предлагаемого проекта – выстроить систему из бизнес-процессов, которая могла бы стать продуктивной и работала бы без вмешательства управленцев. Сложность задачи – в ее интеллектуальной непривычности для нашей страны. Мы более сроднились с привычкой кричать на вышедший из строя болтик, чем с традицией бережного к нему отношения.
И все же…
И все же хочется сказать пару слов в защиту чиновников, хотя, очевидно для всех, – они апологетики не заслуживают. И все же…
Нет более распространенной русской песенки, чем ругань чиновников. Они-де тормозят инициативы, берут взятки, не радеют о пользе народной. В общих чертах, упреки очевидны и справедливы. Действительно, достаточно столкнуться с любым чиновником, чтобы понять – твоя жизнь не задалась и вряд ли когда задастся.
В русской литературе, начиная с Гоголя, установилась стойкая традиция ругать бюрократию. Делать это после Гоголя очень легко. Достаточно предложить читателю образ очередного героя ветерана-калеки капитана Копейкина. Критический пафос читательского негодования очевиден как реакция на бюрократическое зло. Налицо столкновение патриархальных представлений о правде, социального патернализма, который призван опекать человечков с реальностью, всегда жестокой и отвратительной. Но случаются сбои, о которых вдохновенно пишет художник-реалист. Вплоть до Маяковского отечественная литература критиковала бюрократию, затем пафос чуть снизился, не только из-за цензуры, но и от неформулированного ощущения, что советский бюрократизм порождение советской военизированной экономики. Это означало: критикуешь бюрократа – недоволен властью.
Не будем ругать чиновников. Поумерим негодование: «Ах, негодяи, краник классики лень закрыть, видно, „после нас хоть потоп“»…
Лучше предположить, что в чиновничьем отношении к классической культуре преобладает банальная скупость – как бы не продешевить, – которая при этом, не обеспечивая тактический выигрыш, идет в ущерб стратегической устойчивости. Ну, не по разумению они все делают, а не из дурных соображений.
Чиновники большие оптимисты. Они верят в благотворность свежих идей, но как только выясняется, что настоящие идеи стоят больших денег, их оптимизм и энтузиазм пропадает.
Просто эстеты они, нравятся им красивые графики, бодрые цифры, аккуратно сброшюрованные рекомендации и ежегодные отчеты, написанные как под копирку. С реальной деятельностью вся эта внешняя, показная активность имеет мало общего.
Ой, как не хочется портить подозрениями и наветами расцветисто-букетистый праздник благодушия!
Не следует однако забывать, что «красивые» итоги очередного финансового года знаменуются финансовыми же поощрениями. Чиновники подсчитывают сэкономленные средства, получают заслуженные премии, готовят задорные пресс-релизы…
О каком-нибудь риск-менеджменте речь не идет.
А теперь об очевидном. О том, чему нет альтернативы.
Отбросим личностное, обратимся к исторической аналитике. Чиновничество – это не только бич общества, но и одна из его главных несущих конструкций. Массовость бюрократических институций свидетельствует о стремлениях государства расширить свои полномочия. Если взглянуть на мир до XIX века, то не сложно обнаружить детский характер бюрократии. Во Франции или Англии было не более трех основных министерств. Одно ведало войной, другое финансами и налогами, третье следило за содержанием королевского двора. Капитализм потребовал качественно другой структуры государства. С XIX века появляются десятки министерств (вспомним, романы «секретаря общества» Бальзака), которые ведают тюрьмами, транспортом, связью, войной, подготовкой к войне, печатью и, конечно же, что нас интересует больше всего, образованием. Уходящая в Средневековье система церковно-приходских школ перестает обеспечивать новые потребности государства. Образование – это не только грамоте научить. Это внедрение патриотического сознания. Гёте изобретает словосочетание «европейская литература», а в это время в каждой стране идет настойчивая разработка концепции национальных литератур. Все классицистические споры о древних и новых мгновенно меняют конфигурацию: довольно учить по греческой древности, пора обращаться к национальному наследию. Нужно любить Шекспира, Пушкина, Гёте, чтобы через них воспитать патриотическую гордость, научиться любить страну, платить ей налоги и умирать за ее славу.
Отчасти функцию методичного обучения населения любить страну, платить ей налоги и умирать за ее славу выполняют чиновники.
Современное общество, если может регулироваться, то только бюрократической машиной. Любая сфера современной жизни организована бюрократически. Конечно же хочется помечтать, что демократия победит бюрократию. Это одна из утопий. Как и сама демократия.
В современном обществе отсутствуют механизмы саморегуляции, какие были на народном вече или в древнегреческом полисе. Все надежды на свободный рынок, который поможет избавиться от бюрократии и жиреющего госаппарата, тоже утопичны. Любая хозяйственная деятельность, любое перераспределение политической власти или экономических благ связано с чиновниками. В этом смысле они бессмертны.
При этом чиновники все равно гадкие, потому что они, за редким исключением, конвертируют в ренту свой административный капитал.
Это отвратительно.
Но это реальность нашей цивилизации.
По большей мере, отечественной цивилизации.
Ах, какая боль. Три-четыре – подпеваем: «Какая бооооль».
Создание конкурентной среды
Для успеха любого проекта важно устойчивое конкурентное преимущество. Его может обеспечить или государство, или сильный менеджмент. Следует активно включать бренд в модернизированные конкурентные рыночные отношения.