Пушкин: «Когда Потемкину в потемках…». По следам «Непричесанной биографии»
Шрифт:
Это и понятно. Ведь Пушкин создавал не сатирическую эпиграмму, скажем, на Булгарина или Каченовского, а просто записал дружескую шутку для себя.
Пушкин и «гекзаметрическая сказочка»
Во второй «масонской тетради» Пушкина (ПД № 835) на л. 54 об.–55 имеется несколько черновых набросков, доставивших немало хлопот издателям и исследователям творчества Пушкина.
Вот эти наброски в том порядке, в каком они представлены в тетради:
1. – Что козырь? – Черви. – Мне ходить…
2. – Кто там? – Здорово, господа!..
3. – Так вот детей земных изгнанье…
4. – Сегодня бал у Сатаны…
В большинстве изданий сочинений
182
Пушкин. Исследования. Т. IX. Л., 1979. С. 28–29.
Однако дать убедительную интерпретацию содержания пушкинских набросков ни тот, ни другой автор не смог. Между тем, если внимательно вчитаться в тексты из тетради ПД № 835, в особенности первого из них, то нельзя не обратить внимания на их сходство с некоторыми местами баллады Гебеля «Der Karfunkel», известной Пушкину по переводу Жуковского «Красный карбункул» [183] .
Баллада Гебеля повествует о судьбе деревенского парня Михеля (в переводе Жуковского имя заменено на более, по его мнению, немецкое Вальтер), который любил выпить и играть в карты. За душу Вальтера борются сатанинские силы, персонифицированные в образе традиционного черта, именуемого здесь Зеленым, a с другой стороны, столь же традиционные силы добра – жена и сын Вальтера. Сам Вальтер колеблется, но постепенно все более уступает пристрастию к вину и картам, что полностью отдает его и его семью в руки Зеленого. Последний разоряет семью Вальтера, доводит его до состояния, в котором тот убивает свою жену, гибнут дети. Наконец, в ситуации, точно рассчитанной Зеленым, оказывается вынужденным покончить собой сам Вальтер. Вот как выглядят фрагменты баллады, привлекшие внимание Пушкина в переводе Жуковского.
183
Красный карбункул // Труды общества любителей русской словесности. М., 1817. Ч. 10.
Первый фрагмент: Зеленый приглашает Вальтера сыграть с ним в карты:
«Я не играю», – Вальтер сказал…
…«Вздор! – возразил, сдавая, Зеленый. —
Мы играем не в деньги, а даром, садись, не упрямься».
У Пушкина:
Ведь мы играем не из денег,А только б вечность проводить.(II, 382)
Второй фрагмент: сын хочет отвлечь Вальтера от игры.
У Жуковского:
Вот белокуренький мальчик к окну подошел и стучится.
«Вальтер (кличет он), Вальтер, послушай, выдь на словечко».
Вальтер ни с места. «После приди, – говорит он. – Что козырь?»
Взятку берет он за взяткой…
У Пушкина:
– Что козырь? – Черви. – Мне ходить.– Я бью. – Нельзя ли погодить?– Беру. – Кругом нас обыграла.(II, 381)
«Нельзя ли погодить?» – это слова мальчика, уговаривающего отца остановиться.
Третий фрагмент:
У Жуковского:
«Вальтер (кличет мальчик опять и пуще стучится),
Выдь на минуту; словечко, не боле». – «Отстань же, не выду;
Козырь!.. туз бубновый!.. семерка крестовая!.. козырь!»
У Пушкина резкий ответ Вальтера дан в развернутой форме:
– Молчи! ты глуп и молоденек.Уж не тебе меня ловить.(II, 381)
Что же побудило Пушкина набросать собственный вариант перевода нескольких стихов, уже переведенных Жуковским?
Одной из причин было уже упомянутое негативное отношение Пушкина к ритмико-интонационной стороне переводов Жуковского из Гебеля, в чем Пушкин, между прочим, расходился с большинством своих собратьев-поэтов.
24 декабря 1816 г. на заседании общества «Арзамас» Жуковский читал свой новый перевод из Гебеля – балладу «Красный карбункул». Сохранился шутливый протокол этого заседания:
«Секретарь Светлана <арзамасское прозвище Жуковского> представил членам донесение о своих поступках; и члены уверились, что он приобрел новые великие совершенства, документами сих новоприобретенных совершенств служат: <…>
2-е. Гекзаметрическая сказочка о том, как черт, играя в карты, выигрывает душу; их пр.<евосходительства>, выслушав эту сказочку, сказали в один голос: мы никогда не будем играть в карты! Это непохвально! <…>
4-е. Члены, осыпав различными заслуженными похвалами своего друга Светлану, простерлись к ужину…» [184]
В отличие от арзамасцев, осыпавших Жуковского «заслуженными похвалами», Пушкин, как мы уже знаем, относился к гекзаметрическим опытам Жуковского довольно прохладно. В данном случае он даже попробовал перевести несколько тяжеловесных гекзаметров Жуковского в рифмованный четырехстопный ямб.
Вероятно, определенную роль в поэтическом соперничестве с Жуковским сыграло и собственное увлечение Пушкина картами, желание ярче, рельефнее выразить реальную динамику карточной игры, чем это удалось Жуковскому, который был чужд карточной игре.
184
«Арзамас». Сб. в 2 книгах. Кн. 1. М., 1994. С. 380.
В этой связи стоит обратить внимание на еще один фрагмент из баллады «Der Karfunkel». Жене Вальтера перед свадьбой снится вещий сон. Незнакомый прохожий в одежде чернеца предлагает ей выбрать себе образок. Она выбирает, но в руках у нее оказывается не образок, а игральная карта. Трижды она пытается взять образок, и все три раза ей в руки попадают карты – крестовая семерка, червонный туз.
Семь крестов да кровавое сердце; а после… что ж после?Воля Господня! пусть черный мой заступ меня закопает…Троекратно вытащенные карты, сочетание семерки и туза, трагический финал карточной игры прочно вошли в сознание Пушкина и проявились спустя много лет:
«Тройка, семерка и туз выиграют тебе сряду, – напишет он в «Пиковой Даме», – но с тем, чтобы ты в сутки более одной карты не ставил…» (VIII, 247).
Кстати, такое же условие ставит Зеленый Вальтеру, отдавая ему колдовской перстень с красным карбункулом:
Знай: коль скоро нет денег, ты перстень на палец да смелоРуку в карман – и вынется звонкий серебряный талер.Но берегися… раз на день, не боле…