Пушкин в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников

Вересаев Викентий Викентьевич

И. К. Айвазовский. – Одесские Новости, 1899, № 4637.

(На октябрьской выставке в Академии Художеств.) Поэт Пушкин, при первом взгляде на группу (?) Пименова («Мальчик, играющий в бабки») сказал:

– Слава богу! Наконец и скульптура в России явилась народная.

Президент А. Н. Оленин указал ему художника. Пушкин пожал руку Пименова, назвав его собратом. Долго всматриваясь и отходя на разные расстояния, поэт в заключение вынул записную книжку и тут же написал экспромт:

Юноша трижды шагнул, наклонился, рукой о коленоБодро оперся,

другой поднял меткую кость.Вот уж прицелился… Прочь! раздайся, народ любопытый,Врозь расступись; не мешай русской удалой игре.

Написанный листок вручен самим поэтом художнику, с новым пожатием и приглашением к себе. Об этой встрече с поэтом Пименов любил рассказывать с жаром, и при этом навертывались у него слезы. «Как у Пушкина, когда пожимал он обеими руками мою правую руку», – говорил нам сам артист, заметив свое волнение.

П. Н. Петров. Н. С. Пименов, профессор скульптуры. СПб., 1883, с. 5.

Вскоре после моего возвращения в Петербург, вечером, ко мне пришел Пушкин и звал к себе ужинать. Я был не в духе, не хотел идти и долго отнекивался, но он меня переупрямил и утащил с собою. Дети его уже спали. Он их будил и выносил ко мне поодиночке на руках. Это не шло к нему, было грустно и рисовало передо мною картину натянутого семейного счастья. Я не утерпел и спросил его: «На кой черт ты женился?» Он мне отвечал: «Я хотел ехать за границу, а меня не пустили, я попал в такое положение, что не знал, что делать, и женился».

К. П. Брюллов в передаче М. И. Железнова. – М. И. Железнов. Заметка о К. П. Брюллове. – Живоп. Обозр., 1898, № 31, с. 625 [198] .

Как известно, денежное расстройство держало Пушкина в том раздражительном состоянии, которое отчасти было одною из причин его гибели. Осенью 1836 г. он думал покинуть Петербург и поселиться совсем в Михайловском; по словам Нащокина, Наталья Николаевна соглашалась на это, но ему не на что было перебраться туда с большою семьей, и Пушкин умолял о присылке пяти тысяч рублей, которых у Нащокина на эту пору не случилось.

198

Брюллов приехал в Петербург в конце весны 1836 г., когда Пушкин жил на даче, на Каменном острове. По-видимому, описанная встреча произошла осенью, по приезде Пушкина в город.

П. И. Бартенев. Пушкин: сборник, вып. I., с. 192.

Нащокин глубоко жалеет, что не дал ему пяти тысяч, которые у него тогда были. Но Пушкин, будучи очень деликатен, не просил их у него прямо.

П. И. Бартенев. Рассказы о Пушкине, с. 62.

Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит –Летят за днями дни, и каждый час уноситЧастичку бытия, а мы с тобой вдвоемПредполагаем жить, и глядь – как раз – умрем.На свете щастья нет, но есть покой и воля.Давно завидная мечтается мне доля –Давно, усталый раб, замыслил я побегВ обитель дальную трудов и чистых нег.

Юность не имеет нужды в at home (домашнем очаге), зрелый возраст ужасается своего уединения. Блажен, кто находит подругу, – тогда удались он домой.

О скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню – поля, сад, крестьяне, книги; труды поэтические – семья, любовь etc. – религия, смерть.

Неизданный Пушкин. Собрание А. Ф. Онегина. СПб.: Атеней, 1922, с. 137–138.

(Осенью 1836

г.) (В частной картинной галерее.) Я натолкнулась на фигуру, которая показалась мне очень знакома… При втором взгляде я узнала Пушкина. Я воображала его черным брюнетом, но его волосы не темнее моих, – длинные, непричесанные, маленький ростом, с заросшим лицом, некрасив, только глаза, как угли, блестят в беспрерывном движении. Я, разумеется, забыла картину, чтобы смотреть на него. И он, кажется, это заметил, несколько раз, взглядывая на меня, улыбался, видно, на моем лице изображалось какое-то adoration (обожание).

Е. А. Ган – своей сестре Е. А. Витте, осенью 1836 г. – Рус. Стар., 1836, т. 51, с. 353.

Опекой над детьми и имуществом Пушкина всего уплачено долгов Пушкина по 50 счетам около 120 000 р. Прочитывая дело опеки об уплате долгов Пушкина, можно наглядно видеть, в каких тисках материальной необеспеченности был поэт в последние годы своей жизни, насколько тяжело было его финансовое положение, из которого, по-видимому, не было исхода… Векселя, выданные разным частным лицам, требования об уплате долгов со стороны многочисленных кредиторов, начиная от книгопродавца и кончая лавочником, поставлявшим поэту провизию; заклад ростовщику Шишкину шалей, жемчуга и даже чужого серебра; долг даже собственному камердинеру, – все это дорисовывает ту поистине трагическую обстановку, в которой должен был жить поэт.

Среди вещей, заложенных Пушкиным, было и серебро, принадлежащее его свояченице, фрейлине Александре Ник. Гончаровой, а также 30 фунтов серебра, принадлежащего С. А. Соболевскому.

Б. Л. Модзалевский. Архив опеки над детьми и имущ. Пушкина. – Пушкин и его совр-ки, вып. XIII, с. 97–98, 109.

В. И. М-ч рассказал мне, со слов Н. П. Семенова, члена Госуд. совета, о следующем случае: приехав молодым в Петербург, Н. П. Семенов с кем-то из своих родственников (цензором В. Н. Семеновым) шел по улице и вдруг услышал вдали шум. Показалась толпа народа; родственник Семенова предупредил его, что они сейчас встретят императора Николая Павловича; но оказалось, что толпа сопровождала Пушкина, которому при этом кричали: «Браво, Пушкин!», аплодировали и т.п.

А. И. Маркевич. Пушкинские заметки. – Там же, вып. III, с. 105.

Уже незадолго перед смертию Пушкин в Александровском театре сидел рядом с двумя молодыми людьми, которые беспрестанно, кстати и некстати, аплодировали Асенковой, в то время знаменитой актрисе. Не зная Пушкина и видя, что он равнодушен к игре их любимицы, они начали шептаться и заключили довольно громко, что сосед их дурак. Пушкин, обратившись к ним, сказал:

– Вы, господа, назвали меня дураком; я – Пушкин и дал бы теперь же каждому из вас по оплеухе, да не хочу: Асенкова подумает, что я ей аплодирую.

(М. М. Попов). – Рус. Стар., 1874, № 8, с. 686.

(Тот же анекдот о воздержании Пушкина от пощечины из боязни, чтоб ее не приняли за аплодисмент Асенковой, несколько в иной редакции рассказан И. М. Снегиревым в его дневнике под 23 сент. 1836 г. – Рус. Арх., 1902, т. III, с. 182.)

Дед мой, барон В. К. Клодт, передавал мне факт, относящийся к последним годам Пушкина, когда поэта травили его светские недруги. Как-то он обедал у Н. И. Греча. Приехал Пушкин. Только что сели за стол и подали суп, как вошел слуга и подал Пушкину какое-то письмо. Пушкин нервно сорвал конверт и с видимой тревогой стал пробегать письмо. На это хозяйка, жена Греча, очень резко заметила Пушкину по-французски приблизительно в том смысле, что, «вероятно, письмо очень любопытное, если monsieur Пушкин даже забывает из-за него о приличии». Пушкин побледнел, встал и вышел.