Пушкин. Частная жизнь. 1811-1820
Шрифт:
— Погодите, сейчас прикажу поправить свечи, — спохватился Сергей Гаврилович.
— Не надо, не надо! Пусть так, Сергей Гаврилович, — запротестовал Пушкин, привстал, двумя пальцами прижал закоптивший фитиль свечки и снова устроился поудобней на диване, подобрав ноги под себя. — Итак, слушайте, господа! Однажды из дремучего темного бора на берег Днепра вышел Громобой. Кляня свою судьбу, он хотел покончить счеты с жизнью. Но тут завыли волки в бору и вышел из лесу старик с седой бородой. Глаза его блестели странным блеском.
Кюхля вздрогнул, потому что в это самое время погасла еще одна свеча и в последних ее сполохах почудилось было Кюхле странное видение, напоминавшее этого старика, — он явственно увидел его в тени, заплясавшей по стене и пропавшей вместе со светом свечи. История волновала нервическую натуру Кюхли.
— Может, внести еще свечи? — робко предложил кто-то, но остальные промолчали, боясь выдать свои переживания.
Алексей Николаевич загадочно улыбался, потягивая вкусную наливку и поглядывая на рассказчика.
— Пусть останется одна, — романтично вздохнул Николя Корсаков.
— Что ты задумал, несчастный? — спросил старик Громобоя, — продолжал Пушкин, даже тоном рассказа сгущая краски.
— В волнах искать спасенья.
— А что же ты забыл про меня?
— Кто ты? — в ужасе спросил Громобой. — Мне облик твой кажется знакомым.
— Я? Друг твой, спаситель, заступник! Я — Асмодей!
— О Боже! Творец Небесный! — вскричал Громобой.
— Забудь о Боге. Молись только мне и будешь награжден, — сказал Асмодей. — А взамен отдай мне душу.
Громобой признался ему, что страшится мучений ада. Асмодей расхохотался и поведал Громобою, что жизнь в аду ничуть не хуже, чем в раю. А прямо сейчас на десять лет он получит все: неиссякаемые богатства, терема, красавиц, которые будут любить его. Но через десять лет он сам придет за Громобоем. Подумал Громобой и согласился. Разрезал руку и кровью написал клятву. Лукавый принял грамоту и… был таков. Все получил Громобой: княжеский дом, полные злата подвалы, погреба с заморскими винами — и запировал. Но мало ему было. И тогда он похитил двенадцать невинных дев и через год родилось у него от обольщенных девиц двенадцать дочерей, хранимых ангелами… Вот и все! — неожиданно весело закончил Пушкин и вскочил с дивана.
— Как все? — вскричал Кюхля. — А дальше?
— Остальное расскажу завтра! — заверил Пушкин.
— Нет, давай сегодня, — попросил Олосенька.
— Как хочется узнать, что было дальше! — воскликнул Кюхля.
— Я сам еще не придумал, что будет дальше.
— Француз, ты же придумал, меня не обманешь! — канючил Олосенька. — Ну хотя бы немножко.
— Врешь ты все! — уверенно сказал молчавший доселе Дельвиг. — Придумал! Только не хочешь говорить.
Чириков встал со своего места и заключил:
— Пора спать, господа! Александр Сергеевич
Все шумно поднялись.
Иконников как бы невзначай подмигнул Пушкину. Тот отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
Припозднившиеся воспитанники спустились по лесенке из квартиры Чирикова и пошли коридором по своим дортуарам. Пушкин замедлил шаги и оказался рядом с Иконниковым, который шел одним из последних.
— Ну как вам мой рассказ, Алексей Николаевич? — поинтересовался он. — Надеюсь, понравился?
— Ну, вы-то знаете, что было дальше?
— Еще бы! — воскликнул Пушкин.
— Значит, вы дочитали балладу Василия Андреевича Жуковского до конца.
Пушкин весело рассмеялся. Улыбнулся и Иконников.
— Мне очень приятно, — сказал он Пушкину, — что вы всегда в курсе всех литературных новинок. «Тебе я терем пышный дам / И тьму людей на службу; / К боярам, витязям, князьям / Тебя введу я в дружбу; / Досель красавиц ты пугал — / Придут к тебе толпою; / И словом — вздумал, загадал, / И все перед тобою…»
— «И вот в задаток кошелек; / В нем вечно будет злато. / Но десять лет — не боле — срок / Тебе так жить богато», — закончил Пушкин. — Никогда не думал, что стихи так трудно пересказывать прозой!
Горчаков, заходя в тридцатый номер, остановился и сказал Дельвигу, шедшему за ним:
— Двенадцать дев, двенадцать дев! Сейчас хотя бы одну в мою кельюшку. А ты бы не отказался, а, Тося?
Барон сладострастно зачмокал губами и вздохнул:
— Было бы забавно!
— Еще как забавно! — подтвердил Горчаков. — Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, — пожелал ему Дельвиг и добавил из Пушкина:
«Скажи, что дьявол повелел — «Надейся и страшися!» «Увы! Что мне дано в удел? Что жребий мой?» — «Дрочися!»— Это что такое? — удивился князь Горчаков. — Это ты написал?
Барон Дельвиг усмехнулся, но не дал прямого ответа, пожал плечами. Саша читал ему отдельные строфы и просил пока никому не говорить.
Глава тринадцатая,
в которой лицеисты ловят бабочек для Екатерины Бакуниной. — Честолюбие движет гением. — Российская лень Дельвига. — Нашествие Антихриста. — Июнь 1812 года.
Зеленели царскосельские луга. В живых изгородях вовсю цвел алый шиповник, зацветали и большие кусты жасмина. Садовые рабочие сооружали каркас слона, чтобы под ним посадить вьющиеся растения. Рядом ходил и давал указания царский садовник Лямин, или, как его официально называли, «царскосельских садов мастер».