Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

Костин Евгений Александрович

Внешне эпоха Пушкина кратка до обидного, но с точки зрения движения тектонических пластов устанавливавшейся и формирующейся русской культуры Нового времени – она равна нескольким столетиям, пройденными в западной традиции.

Феноменальность этого явления не может не восторгать нас, русских людей: пройти через целые культурные эпохи за столь короткий временной отрезок стало со времени Пушкина национальной чертой. Всегда Россия шла именно по этому пути, сокращая за счет своих гениев или сверхусилий всего народа расстояние от своих более развитых и ускорившихся соседей и соперников.

А. В. Михайлов писал о творчестве Пушкина как о высшей, «центральной, фокусной» точке европейского литературного развития [8, 359]. Рядом с ним он ставил одного лишь Гете. Также вполне справедливо

им ставился вопрос об «объемности пушкинского слова», которое «сродни античной телесной скульптурности» [8, 360], что подверждается классическими пушкинскими стихами в «подражание» древнегреческим образцам. Это совершенно справедливо, и наши наблюдения это только подтверждают.

С Пушкиным русский язык приобрел, набрал особую силу сверхчувственного ощущения некой правды, кроющейся в слове. У древнерусского человека было понимание, что бывают языки православные, то есть истинные в самом безыскусном смысле, а есть – по сути все другие языки – не православные. Говоря по-иному, представление о том, что существует язык, на котором можно выразить всю правду жизни, всегда существовало в сознании русской культуры и русского человека. И таким они считали русский язык. Даже в период своего первоначального развития этот язык сохранял свою безусловную сакральность для большинства людей, на этом языке говоривших.

Пушкин подхватил это понимание энергии и правды влияния с л о в а, существовавшее в национальном сознании, на ментальную сторону жизни человека, на его «чувство-мысли», и определил намного вперед основные пути развития не только русской литературы, но самой русской действительности.

Литература и комментарии

1. В примечаниях к строфе XXVI «Евгения Онегина» первого издания Пушкиным было сделано следующее замечание именно что со ссылкой на Карамзина:

«Нельзя не пожалеть, что наши писатели слишком редко справляются со словарем Российской Академии. Он останется вечным памятником попечительной воли Екатерины и просвещенного труда наследников Ломоносова, строгих и верных опекунов языка отечественного. Вот что говорил Карамзин в своей речи: «Академия Российская ознаменовала самое начало бытия своего творением, важнейшим для языка, необходимым для авторов, необходимым для всякого, кто желает предлагать мысли с ясностью, кто желает понимать себя и других. Полный словарь, изданный Академиею, принадлежит к числу тех феноменов, коими Россия удивляет внимательных иноземцев: наша, без сомнения, счастливая судьба, во всех отношениях, есть какая-то необыкновенная скорость: мы зреем не веками, а десятилетиями (курсив наш – Е. К.). Италия, Франция, Англия, Германия славились уже многими великими писателями, еще не имея словаря: мы имели церковные, духовные книги; имели стихотворцев, писателей, но только одного истинно классического (Ломоносова), и представили систему языка, которая может равняться с знаменитыми творениями Академий Флорентинской и Парижской. Екатерина Великая… кто из нас и в самый цветущий век Александра I может произносить имя ее без глубокого чувства любви и благодарности?.. Екатерина, любя славу России, как собственную, и славу побед, и мирную славу разума, приняла сей счастливый плод трудов Академии с тем лестным благоволением, коим она умела награждать все достохвальное и которое осталось… незабвенным, драгоценнейшим воспоминанием».

Исключенные из окончательной редакции строфы «Дневника Онегина» также содержат на этот счет существенные для отношения Пушкина к русскому языку суждения:

«Сокровища родного слова,Заметят важные умы,Для лепетания чужогоБезумно пренебрегли мы.Мы любим муз чужих игрушки,Чужих наречий погремушки,А не читаем книг своих.Да где ж они? – давайте их.А где мы первые познаньяИ мысли первые нашли,Где поверяем испытанья,Где узнаем судьбу земли?Не в переводах одичалых,Не в сочиненьях запоздалых,Где русский ум и русский духЗады твердит и лжет за двух»

2. Вежбицкая А. Семантические универсалии и базисные концепты. М., 2011.

3. Зализняк Анна А., Левонтина И. Б. Отражение «национального характера» в лексике русского языка //Анна А. Зализняк, И. Б. Левонтина, А. Д. Шмелев. Константы и переменные русской языковой картины мира. М., 2012.

4. Аверинцев С. С. Слово Божие и слово человеческое // С. Аверинцев. Собр. соч. Том София – Логос. Словарь. Киев, 2006.

5. Аверинцев С. С. Мы призваны в общение // С. Аверинцев. Собр. соч. Том София – Логос. Словарь. Киев, 2006.

6. Аверинцев С. С. Христианский аристотелизм как внутренняя форма западной традиции и проблемы современной России // С. Аверинцев. Собр. соч. Том София – Логос. Словарь. Киев, 2006

7. Лосев А. Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. М., 1969.

8. Михайлов А. В. Проблема стиля и этапы развития литературы нового времени // Теория литературных стилей. Современные аспекты изучения. М., 1979.

9. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. Перевод с франц. М., 1977.

Философско-эстетическая эволюция Пушкина: от европейского Просвещения к русскому Возрождению

Эта идея является одной из основных для автора данной книги. Он не может отказаться от поисков объяснения того, каким образом в лице Пушкина русская литература, а вместе с тем и вся культура, совершила неимоверный «кульбит», превратившись в явление не просто европейского порядка, но в феномен, определивший развитие мировой культуры на много десятилетий вперед.

Удивительная вещь: воздействие русской классической литературы в ее высших образцах и по сию пору является важным духовным фактором общей картины общечеловеческой цивилизации в ее культурном разрезе.

Несмотря на появляющиеся сегодня достаточно активные призывы ряда западных интеллектуалов не обращать внимание на эту литературу, не «читать» ее, не попадать под ее влияние, можно, все же, отнести подобные заявления на счет русофобского тренда, но никак, по сути, не влияющих на любовь обыкновенного читателя многих и многих стран к произведениям русской классики. Мировое воздействие Толстого, Достоевского, Чехова трудно преувеличить по одной простой причине – оно на самом деле является глобальным и не прекращающим свое действие и по сию пору.

Однако для носителя русской культуры необходимо объяснить – себе в первую очередь и своему доброжелательному западному собеседнику во вторую – одну вещь: почему для нас, русских людей, Пушкин является все же более значительной фигурой, чем иные титаны мировой литературы, а по сути – еще раз растолковать себе, что именно он является основным, центральным, «замковым» элементом всей конструкции русской культуры.

Собственно, вся эта книга является поиском ответа на этот вопрос. Желание понять, как устроен пушкинский мир, каковы основные его скрепы философского и эстетического рода, почему столь непоколебимо высок его авторитет среди русского читателя на протяжении почти 200 лет, – лежит в основе интереса автора исследования. Одновременно это даст возможность, как ни странно на первый взгляд, ответить на вопрос об оппозиции «Россия— Запад», о не прекращающемся до сих пор противоборстве идей одного и другого типа цивилизаций.