Пушкин
Шрифт:
«Литературная газета» ответила знаменитой статьей о полицейском сыщике Видоке, отъявленном плуте и грязном доносчике.
Булгарин выступил с новым разносом «литературных аристократов»: «Жаль, что Мольер не живет в наше время! Какая неоцененная черта для комедии «Мещанин во дворянстве»!» Следовал анекдот о поэте, происходящем «от мулатки» и возводящем свое происхождение к «негритянскому принцу», который на самом деле был обыкновенным негром, купленным в старину каким-то шкипером за бутылку рома. На рукописи «Метели» сохранился набросок превосходной эпиграммы:
Говоришь: за бочку рома — Незавидное добро. Ты дороже, сидя дома, Продаешь свое перо.Эта
Эта журнальная борьба раскрывает в Пушкине подлинного мастера полемического жанра. Неподражаемый эпиграмматист сохраняет в своих статьях разящую остроту и убийственную силу своих сатирических ударов. Недаром Белинский признавал полемику Пушкина «верхом совершенства».
Журнальные битвы снова обращают Пушкина к раздумьям о призвании и судьбе поэта. Нападкам критики он мужественно и твердо противопоставляет незыблемое право творящего художника: «Ты сам свой высший суд». В знаменитом сонете 1830 года независимость поэта от предрассудков обывательской среды провозглашается так же, как и его свобода от железного гнета «венчанных солдат». Именно им противопоставлен поэт-мыслитель:
Ты царь: живи один. Дорогою свободной Иди, куда влечет тебя свободный ум…Одиночество — единственное спасение для поэта в среде Романовых, бенкендорфов, серафимов, булгариных; но это одиночество творческое, которое рано или поздно сольет мысль поэта с великой народной стихией, волю которой он стремится уловить и выразить в своих созданиях. Это чувство звучит в чудесном наброске начала тридцатых годов:
Пой, в часы дорожной скуки, На дороге в тьме ночной Сладки мне родные звуки Звонкой песни удалой. Пой, ямщик! Я молча, жадно Буду слушать голос твой. Месяц ясный светит хладно, Грустен ветра дальний вой. Пой «Лучинушка, лучина, Что же не светло горишь!..»Глубокое восприятие русского народного искусства сочеталось у Пушкина с живым интересом к великим явлениям мировой культуры. Он с исключительной чуткостью улавливал и с редкой проникновенностью воссоздавал целые эпохи всемирного развития человечества.
В «Литературной газете» Пушкин поместил и свое посвящение Юсупову, впоследствии озаглавленное «К вельможе». Оно вызвало резкие нападки и даже обвинения автора в угодничестве, хотя представляло собой, по позднейшему мнению Белинского, «одно из лучших созданий Пушкина». В классической форме послания XVIII века поэт-историк дает портрет старинного сановника на широком культурном фоне его эпохи. Тонко использованы подлинные черты жизни Юсупова в сочетании с политическими и художественными событиями его времени. Этот собеседник Бомарше, Вольтера и Дидро был посетителем королевского Версаля накануне его крушения. Но шумные забавы французского двора сметает вихрь революции:
Свободой грозною воздвигнутый закон, Под гильотиною Версаль и Трианон…Этот дар поэта схватывать и сжато формулировать сущность исторических перевалов человечества сказывается и в отрывке 1830 года «В начале жизни», где замечательно передан общий характер эпохи Возрождения с ее жаждой знаний и культом античности и, в частности, с ее тонким искусством садов. Три темы — школа, вилла, мифологические боги — развертывают основной замысел этого вступления в незаконченной поэме, в которой аскетическим тенденциям средневековья противопоставлено восхищение созданиями древнего ваяния.
3
Сложно развертывался в 1829–1830 годах роман Пушкина с Гончаровой. По возвращении из Арзрума поэт, казалось, получил разъяснение, что двусмысленный весенний ответ на его предложение следует понимать как отказ.
Только к весне положение заметно изменилось.
Ободренный приветом из Москвы, поэт срочно выезжает из Петербурга. Не откладывая решительного шага, он уже в начале апреля делает новое предложение, которое на этот раз было принято. «Наденька подала мне холодную, безответную руку», — отмечает Пушкин этот тревожный момент в автобиографическом очерке «Участь моя решена…».
Сам он, несмотря на увлечение, был полон сомнений: в согласии Натальи Николаевны он склонен был видеть только «свидетельство ее сердечного спокойствия и равнодушия». Томила также неопределенность материального состояния, сомнительное политическое положение, гнев правительства за поездку в Арзрум.
Тем не менее в апреле Пушкин извещает родителей и друзей о своем обручении.
В последних числах июля он узнал от Хитрово о внезапном «возмущении» в Париже. Борясь на баррикадах, французский народ в три дня разбил правительственные войска и снова, как в 1793 году, низложил династию. Карл X бежал в Англию. «С престола пал другой Бурбон», — вспоминал через год этот исторический момент Пушкин. Под свежим впечатлением событий он писал из Москвы Хитрово, что они переживают «самую замечательную минуту нашего столетья».
В Москве Пушкина ожидали новые заботы: умирал Василий Львович. Старого поэта даже в тяжелом состоянии не оставляла любовь к поэзии. За месяц до смерти он написал послание в стихах своему племяннику — восхищенный отзыв о его последних творениях и теплое поздравление с обручением:
Послание твое к вельможе есть пример, Что не забыт тобой затейливый Вольтер… Ты остроумие и вкус его имеешь…Следует просьба скорее напечатать «Годунова» назло всем парнасским пигмеям. Примечательно и последнее пожелание — отдаться жизненному счастью, но при этом «не забывать муз». Филолог XVIII века сказывается в его последнем завете гениальному поэту: «Язык обогащай!» Трогательна французская приписка старого «арзамасца» к его посвящению. «Я хочу, чтоб это послание было достойно такого поэта-чародея, как ты, и одновременно ударяло по глупцам и завистникам». Умирающий староста «Арзамаса» не сдавался. Недаром его «Эпитафия самому себе» гласила:
Он пел Буянова и не любил Шишкова…Накануне смерти старика Пушкин застал его в забытьи, но с номером «Литературной газеты», в которой лишь недавно было напечатано одно из его последних стихотворений. «Как скучны статьи Катенина», — заметил он племяннику по поводу тяжеловесных «Размышлений и разборов», заполнявших критический отдел дельвигова издания. Так ли, мол, нападала легкая конница «Арзамаса»? Пушкин обессмертил этот последний отзыв старого полемиста в своих письмах: «Каково? вот что значит умереть честным воином le cri de guerre `a la bouche» [12] .
12
С воинственным кличем на устах.