Пушкиногорье

Семен Степанович Гейченко родился в 1903 году в г. Старый Петергоф (ныне Петродворец).

По окончании в 1924 году литературно-художественного отделения Ленинградского университета много лет работал старшим научным сотрудником — хранителем Петергофских дворцов-музеев и парков, Русского музея, музея Пушкинского Дома Академии наук СССР.

В довоенные годы работал в Военно-историческом музее, Музее истории Петербурга-Ленинграда, дворцах-музеях г. Пушкина.

С апреля 1945 года по настоящее время — директор музея-заповедника А. С. Пушкина на Псковщине.

В 1966 году ему было присвоено звание «Заслуженный работник культуры РСФСР», а в 1983 году он был удостоен высокого звания Героя Социалистического Труда.

С. С. Гейченко — автор книги новелл

Есть такие вечные понятия, как долг и память. Это категории нравственные, духовные, впрямую связанные между собой, и на их взаимосвязи основано высшее самосознание человека, его гражданская гордость и преданность родной земле, Александр Сергеевич Пушкин так выразил эту мысль:

Наш святой долг — сберечь и передать нашим потомкам память не только о том, что создано и завоевано нами, но и о том, что происходило задолго до нашего рождения. Память о великих преобразованиях и страшных войнах, о людях, что принесли Отчизне славу, о поэтах, эту славу воспевших.

В отечественном поэтическом наследии пушкинская нога — самая чистая и звонкая. В ней — душа народа, в ней «русский дух», в ней «животворящая святыня» памяти. Множество людей именно через Пушкина ощутили, прочувствовали свои «корни», осознали свой долг перед землей, их взрастившей. Пушкинский гений стал фундаментом понятия «великая русская поэзия», и сегодня русское поэтическое слово волнует все человечество, интерес и почтение к нему огромны, книги русских классиков изданы на всех языках мира. И во многих странах мира есть памятники Пушкину, нашему великому земляку.

Пушкин давно вошел в жизнь и сердца людей всех возрастов. Едва малыш начинает понимать человеческую речь, в его сознание, как волшебное заклинание, входит: «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том…» Подрастая, он присоединяется к союзу «друзей Людмилы и Руслана», добрым его «приятелем» становится Онегин. Приходит срок — и его пронзает непреходящая точность строк: «Я знаю: век уж мой измерен, но чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я…» А сколько отважных сердец сподвигнула на большие дела твердая пушкинская уверенность, что «есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю, и в разъяренном океане».

Но особенно ясно становится, какая великая духовная сила сокрыта в истинном поэтическом слове, в те дни, когда на страну и народ обрушивается большая беда. В моем архиве есть папка: «Пушкин и Безликая Отечественная война». Казалось бы, какая здесь связь? Но вернемся на четыре десятилетия назад.

В своей звериной ненависти к России, к советскому народу гитлеровцы пытались стереть с лица земли русскую культуру и самое имя Пушкина. В огромное пепелище превратили они воспетый поэтом псковский край, пушкинский «приют, сияньем муз одетый». Жители деревень, расположенных близ Михайловского, Тригорского, Петровского, почти три года прятались по лесам, ютились в землянках. И, покидая горящие дома, наскоро собирая самое необходимое, многие из них клали в тощие узелки книги Пушкина…

Как величайшую драгоценность передавали томики поэта из рук в руки солдаты, освобождавшие весной 1944 года псковскую землю. Политруки перед атаками читали бойцам пушкинские стихи. Многие из тех солдат приехали после войны поклониться этим местам и приезжают до сих пор, уже со взрослыми детьми и внуками. Они вспоминают, что в те весенние дни сорок четвертого разговор среди солдат был только один, про Александра Сергеевича, говорят, что именно тогда поняли по-настоящему, какой святыней и гордостью является для нашей Родины Пушкин.

Это лишь одно из многих достоверных подтверждений того, чем явилось для людей пушкинское слово в годину испытаний. Сознаюсь, в первые годы и даже десятилетия после войны было как-то не до изучения и осмысления подобных фактов… Прежде всего требовалось возродить жизнь на пепелищах, восстановить разрушенное. И вот сейчас наконец мы занялись сбором рассказов, легенд, песен о том, как великий, поэт своими стихами помог людям выжить и победить, как даже в тех немыслимо тяжелых условиях земляки отмечали пушкинские даты. Мы спешим: военное поколение уже уходит, а для тех, кто приходит на его место, поучительно знать не только само по себе пушкинское наследие, но и то, какой поддержкой и силой способно стать оно в экстремальной ситуации.

Среди собранных нами рассказов есть очень интересные произведения устного творчества, несущие в себе лучшее, что было в традиции народных преданий, — сочность, яркость, красочность языка и образов, занимательность сюжета. Вообще, должен отметить, личность Пушкина и все, что с нею связано, еще при жизни поэта стали темой народных преданий, песен, баллад, сказаний. Вследствие барского пренебрежения первых исследователей жизни и творчества Пушкина к рассказам его современников из «простого подлого звания» никто не удосужился их записать. Лишь со второй половины XIX века в печати стали появляться народные рассказы о Пушкине. А в канун столетия со дня смерти поэта в Пушкинских Горах состоялось торжественное памятное собрание, почетными гостями которого были самые старые люди пушкинского края. Их собрали, чтобы они поведали о том, что они слышали о Пушкине от своих дедов, когда сами были еще детьми. И старики рассказали о многом: как Пушкин любил теребить лен, как помогал рыбакам тянуть из Сороти сети, как забирался на церковную колокольню и весело бил в колокола, как ковал железо в кузнице…

Много ли в этих рассказах истинного, еще предстоит определить исследователям-пушкинистам. Но историческая наука не может не считаться с народными воспоминаниями. Есть немало фактов и событий, которые народ цепко хранит в своей памяти, передавая из поколения в поколение. Я замечаю, что в наших краях этим жанром народного творчества — устными преданиями, песнями — сейчас опять очень интересуются. Появилось и новое поколение сказителей, уже праправнуки бывших михайловских, тригорских, петровских крестьян. А недавно в пушкиногорском Доме культуры я открывал первый районный фольклорный фестиваль «Золотые родники». Я долго живу, многое повидал, но на этом фестивале сделал для себя подлинные открытия, еще и еще раз порадовался тому, как интересна музыкальная культура русского народа. В это же самое время у нас в районе работала выставка народных мастеров, и какие же на ней были представлены прекрасные поделки из дерева, бересты, металла, домотканые, вязаные, гончарные изделия! Все то, чем издавна славились наши северные места, но чем прежде, лет 20–25 назад, занимались в основном люди пожилые — молодежи кропотливый ручной труд казался скучным, несовременным, вообще ненужным. Однако традиции предков оказались живучими — сегодня даже малые дети, школьники тянутся к традиционным ремеслам, ведь результат этих трудов — красота, истинная и вечная, во все времена почитаемая.

А сколько я встречаю у нас в Пушкиногорье вдохновленных гением поэта доморощенных художников (слово «доморощенные» теперь почему-то не в чести, видимо, ему придается, неверное толкование; на самом деле ничего унизительного в нем нет, оно синоним понятию «самостоятельно, собственными руками и умом содеянное»). Впрочем, и слова «самодеятельный», «самодеятельность» некоторые люди склонны произносить с иронией: мол, у нас сейчас эпоха профессионалов. В каких-то случаях ярые сторонники профессионализма правы — я еще вернусь к этому вопросу. Но сам факт существования многочисленной армии самодеятельных поэтов, живописцев, артистов — отраден. Ведь он означает пробуждение в миллионах душ чувств добрых и высоких, о чем так мечтал Александр Сергеевич Пушкин. А если у человека в душе проснулся художник, он почти наверняка будет его в себе беречь и лелеять, творчество свое углублять и совершенствовать. И это куда полезнее, чем удовлетворять свои духовные запросы, желание, трепет таким путем: включил «ящик» и уплыл на телеволнах, Этот способ утоления духовного голода слишком уж удобен и прост. Истинное же духовное насыщение — процесс постепенный, напряженный, мучительный даже — ведь в нем должны участвовать мозг и сердце. Но только то, что далось нелегко, и дорого человеку по-настоящему.