Пусть бог не вмешивается
Шрифт:
…Сидя на кровати, я разглядывал свое небогатое вооружение: два кинжала, топор и никуда не годный, кроме переплавки, меч. Отложил его и начал одеваться. Свой наряд давно сменил, джинсовые брюки и рубашка остались в тайнике: носить их – значит светиться, как фонарь в ночи. Вместо них надел простые холщовые брюки, кожаную безрукавку. Натянул полусапоги, тоже из кожи – наряд для этих мест самый обычный.
Солнце давно перевалило за полдень, длинные тени от стен замка накрыли двор. Оттуда доносился бодрый голос сотника баронской дружины. Звали его Витас. Он старательно гонял
Я вышел во двор как раз в тот момент, когда взмыленные парни бегали по кругу с тяжелыми мешками за спиной и перепрыгивали через палки, закрепленные на. разной высоте. В руках каждого был меч и щит, на поясе висел чекан или клевец – так сказать, полная выкладка. В стороне стояли их товарищи, держа в вытянутых руках камни, рядом бились на копьях еще десятка полтора дружинников. Витас расположился посреди этого импровизированного спортзала и сердито покрикивал на тех, кто, по его мнению, работал недостаточно энергично. Решительным жестом отобрав у одного дружинника короткое копье, именуемое сулицей, он ловко начал вращать им, защищаясь и делая выпады. Потом вернул сулицу восхищенно смотревшему парню и хлопнул того по плечу: продолжай, мол.
Заметив меня, нахмурился. Не любил, когда кто-то праздно шатался по двору, но сказать ничего не мог. Я как-никак гость барона, надо соблюдать видимое радушие. Причину столь нелюбезного обращения понять нетрудно: в то время как мои товарищи заняты настоящим мужским делом – служат у самого герцога Владина, я прохлаждаюсь здесь, набиваю брюхо отменной едой и бездельничаю. По крайней мере именно это было написано на лице сотника.
Я усмехнулся и поспешил уйти, дабы не вызывать праведный гнев старого вояки. Каждый судит в меру своей ограниченности.
Подошел к колодцу. Едва вытянул ведро, как сзади раздался тонкий и приятный голосок:
– Добрый день, сударь.
Я обернулся и едва не выронил скользкую дужку, на меня смотрела сама баронесса – юная девчонка, чрезвычайно милая и приветливая особа в весьма фривольном наряде. За ее спиной стояла Эная.
Женщины здесь носят платья самых разных фасонов, но гораздо более открытые, чем принято у нас. Отсутствие строгих религиозных запретов благоприятно сказывалось на моде, а это, в свою очередь, влияло на демографическую обстановку. При таких обычаях рождаемость, была большой, по шесть-семь детей в семье.
Юная баронесса, понятное дело, соблюдала правила приличия, но ее наряды строго следовали моде, отчего у молодых парней появлялось мечтательное выражение всякий раз, когда она появлялась во дворе.
– Добрый день, госпожа Дана. – Я склонил голову, поймав укоряющий взгляд прекрасных глаз.
– Артур, мы же договорились, что вы будете называть меня по имени. Или вы передумали?
– О нет, прошу прощения. Но тогда почему ты называешь меня на «вы»?
Дана немного смутилась:
– Хорошо, стану звать на «ты». Так как тебе у нас? Не скучаешь по друзьям?
– Немного, но мне не привыкать оставаться одному.
Дана задумчиво провела пальцем по ободу ведра.
– Твой обет будет длиться еще долго?
– Не знаю, но думаю, что он скоро закончится. – «Обязательно закончится, как только мне надоест, но тебе, девочка красивая, об этом знать совершенно необязательно».
Дана
Пиво местного разлива совсем недурно: приятно горчит и имеет несколько градусов крепости. А вино подают паршивое – наверное, кабатчик не хочет разоряться на хорошее, если в основном берут пиво. Но даже с этого пойла завсегдатаи умудряются хорошенько набраться, да так, что ползут домой на четвереньках.
Кружку пива я цежу медленно, нехотя. За весь вечер съел только одну таранку. В реке в великом изобилии водятся караси, карпы, щуки, плотва, окуни, головли и еще куча другой рыбы. Стоит она невероятно дешево, и хозяин постоянно выставляет на стол пару мисок бесплатно. Обычно я съедаю семь-восемь таранок, но сегодня держу желудок пустым в преддверии возможной схватки.
Кабак заполняется медленно, до полного сбора еще далеко, только начало темнеть. С соседних окрестностей со берутся ремесленники: кожевенники, шорники. Из деревень, стоящих ближе к лесу, придут бортники, рыбаки, охотники. Чуть позже подоспеют медники и кузнецы – все, кто кормится ремеслом и привык проводить свободное время не дома, а в теплой компании.
На меня уже перестали обращать внимание: сидит себе парень в углу без света, потягивает пиво – ну и пусть сидит. Много места не занимает и не лезет ни к кому. Вот я и сидел, краем глаза глядя в противоположный угол зала, где уже были те двое. Они пришли позже меня, но тоже не спешили с заказом. Кстати, как я успел заметить, они никогда не платили за еду – значит, кабатчик их знает, значит, неспроста они сидят.
А вот и слуги купцов – четверо крепких мужиков громко разговаривают, размахивают руками. На столе пустой кувшин вина, валяются объедки, один слуга зовет служанку, просит принести еще чего-нибудь. Две служанки, женщины лет по тридцать, разносят питье и закуску, ловко уворачиваясь от рук не в меру похотливых и нетерпеливых посетителей, и ловко бьют по затылкам, если увернуться не удалось. Около стойки вертится хозяин, осматривая зал. Глаза иногда косят на тех парней, но тут же уходят дальше. Стоит ровный гул, в котором довольно трудно разобрать отдельные слова, если ты не сидишь за одним столом с говорящим.
Окна раскрыты настежь, свежий воздух врывается в плохо освещенное помещение, разгоняя копоть и дым от факелов и винные пары. Я опять кинул взгляд на парней и увидел, как один, состроив – именно состроив – пьяное лицо и пошатываясь, пошел к слугам купцов. Он что-то громко прокричал, обращаясь к кабатчику, и вскоре служанка принесла к тому столу большой кувшин и тарелку закуски. Слуги с удовольствием приняли дар и нового собутыльника, не прерывая разговор.
Я отставил в сторону недопитую кружку, а сам не отрывал взгляда от стола, где вовсю разошлись слуги и их новый приятель. Послышался боевой клич, в другом углу началась драка, кто-то еле-еле вылез из-за стола и побрел к выходу, поддерживаемый с двух сторон приятелями не менее пьяными, но стоящими на ногах немного лучше. Один из слуг в пылу разговора развел руки – наверное, показывал размер рыбы, которую поймал недавно, или объяснял, насколько велик его самый большой палец.