Пусть дерутся другие
Шрифт:
Уснули под утро, вдоволь попив и поев под смешные истории из студенческой жизни. Из комнаты выходили, разве что, в туалет, под бдительным оком администратора.
Выспавшись, остаток дня проторчали на пляже, перемежая океанские волны с любительским волейболом. В комнату вернулись весёлой гурьбой, планируя продолжить загул.
— Почему вы остановились в хостеле? — интересуется полицейский.
— У Роны проблемы с сыном. Она была подавленной и попросила меня временно пожить отдельно. Хотела разобраться в себе.
— Какие проблемы?
И вот тут я совсем развернулся... Приплёл и Гленноу, и свою посильную помощь в подборе нужных медийщиков, и коммуникатор под нос копу тыкал, демонстрируя закладки с популярными блогерами. Такого насвистел... аж сам поразился внезапному приступу красноречия.
Следователь проникся. Нашёл то самое интервью, полистал комментарии, негативно высказался по поводу войны между соседними странами, закончил пространным:
— Дела...
Я его понимал. Только что, как черти из табакерок, выскочили добровольческая бригада, боевые действия, беспокойный сын-художник, телешоу, домогающиеся придурки, поклонники, разделившаяся после выхода передачи аудитория, в которой полно тех же придурков, и прочее, прочее, прочее...
Версии в следовательской голове плодились быстрее, чем бактерии в прокисшем супе.
— Ладно, — раздосадовано сказал лейтенант, осознав, в какое великолепие он вляпался. — У убитой имелись другие поклонники? Бывшие мужья или сожители?
— Мы придерживались свободных отношений. Возможно, Рона с кем-то встречалась помимо меня.
— Бл... — с усилием оборванная нецензурщина превратилась в нейтральное. — О-хо-хо.
***
Избыток новостей и новых данных вылился в получасовой перерыв, больше нужный следователю, чем мне.
***
— Посмотрите, — представитель власти развернул монитор так, чтобы мне было удобно лицезреть изображение. — Вам будет полезно.
Дом Роны. Дверь закрыта, ничего необычного. Запись ведётся с улицы. Насколько смог определить — камера расположена на участке через дорогу. Качество картинки вполне приемлемое.
Вот подхожу я. Беззаботный, по внутренним ощущениям — абсолютно непохожий, посторонний человек со сходной внешностью. Но это — я, просто со стороны.
Двигаю рукой в области молоточка, переминаюсь с ноги на ногу — вот уж, никогда за собой подобного не замечал.
Шевелю плечами, как бы разминая их — тоже не помню.
Дверь открывается. Рону из-за моей фигуры видно плохо, только голову. Она шевелит губами.
— Обратите внимание, — следователь ставит запись на паузу, наводит курсор чуть левее моей головы. — Что вы видите?
Присматриваюсь в расплывчатое тёмное пятно, отмеченное стрелочкой. Недоумеваю.
— Клякса.
Изображение увеличивается, превращая невнятную темноту в пистолетный ствол, направленный в спину женщины. Или мне в голову — так и не разберёшь.
И тут лейтенант решил похвастаться тем, что знаком с различными типами камер и умеет обрабатывать видеоизображение без привлечения экспертов. По его заверению, съёмка велась одновременно по нескольким каналам с разными световыми фильтрами, в том числе, отсекая помехи от фонарей освещения. С фильтров хвастовство перекочевало на вмонтированные под объектив инфракрасные прожекторы, далее наступил черёд вспомогательных датчиков.
Говорил он с жаром, увлечённо, как о любимом хобби, пересыпая речь техническими терминами. А после, посчитав демонстрацию профессионализма достаточной, начал давить:
— На вас направлено оружие, о котором вы ранее забыли упомянуть. Как вы объясните это обстоятельство?
— Я его не заметил. Честное слово. Смотрел на Рону. Она выглядела очень... даже не знаю, как сказать. Морально раздавленной, что ли.
— Допустим... — оппонент вроде как идёт на попятную, и тут же опровергает впечатление, пробуя наседать чёткостью рассуждений. — Но в моей голове плохо укладывается тот факт, что вы проморгали вооружённого человека. Согласно план-схемы дома, расстояние между вами составляло около девяти-десяти метров по прямой. Камера, расположенная на другой стороне улицы, увидела, а вы — нет?
Напрягаю извилины, даже морщусь от усердия — нет, ничего такого. Отчётливо помню руку с пистолетом, смазано — как бежал через чужие лужайки. Помню глаза женщины... До конца своих дней буду их помнить.
И больше ничего.
— Да на Рону я смотрел, а не по сторонам! Тем более, в гостиной свет был потушен.
— Что же, — произносит коп нейтрально. — Смотрим дальше.
Воспроизведение продолжается. Из-за двери появляется рука в перчатке с замеченным мной пистолетом, толкает женщину в плечо.
Её рот замирает в беззвучном крике.
Рона делает непроизвольный шаг в сторону, до последнего стремясь удержать равновесие при помощи рук. Рукава халата взлетают, будто крылья, на мгновение перекрывая верхнюю часть дверного проёма.
Крупная, на фоне Роны — почти огромная мужская фигура, в тёмной одежде и маске, начинает выскакивать из спрятанного от камеры пространства.
Сбитый с прицела пистолет скрыт за моим рванувшим вправо телом... Ага, появился.
Невидимая сила выдёргивает Рону куда-то в сторону кухни. Она падает, в дверном проёме хорошо видны ноги в домашних тапочках. Ещё преступник?
Обозначающая пистолет точка смещается вниз — неизвестный опускает пистолет, осознав, что целиться больше не в кого.
Ноги, дёрнувшись, рывком исчезают из проёма. Дверь закрывается от мощного пинка.
Конец фильма.
— Она вас спасла, — говорит следователь, проделывая обратные манипуляции с монитором. — Позволила вам убежать. А сама погибла. Думаете, совпадение?