Пусть дерутся другие
Шрифт:
С хостелом, к огорчению, вышел небольшой скандал. Меня, поначалу, категорически отказывались туда пускать, упирая на отсутствие требуемых условий и неблагонадёжность постояльца, которого среди ночи забирают детективы.
Все мои заверения, что я не смертельно больной, не буду по ночам скрипеть зубами и не начну слизко разлагаться на их постели, разбивались о стену предвзятого непонимания.
Дежурный администратор, получив от начальства взбучку за то, что пропустил ночью в хостел посторонних, жутко на меня обиделся, игнорируя любую попытку объясниться. Его коллеги, после разборок, тоже остались
Выглядело данное распоряжение полным бредом, о чём я открыто и сказал. Кто мешает злоумышленнику зарегистрироваться под вымышленным именем в сети, а после преспокойно заявиться, имитируя желание переночевать с комфортом?
Меня с моим мнением послали куда подальше, порекомендовав болеть на здоровье где-нибудь подальше и не умничать.
Выручил следователь, объединивший дело об убийстве Роны Бауэр и о нападении на Виталиса Самадаки в единое производство.
— Потерпите, — веско рявкнул он на владельца, лично прибывшего для отказа в поселении. — В интересах следствия.
Этот поступок, на первый взгляд кажущийся нормальным актом сострадания к потерпевшему, имел самое практичное объяснение. Принудительно держать меня в больнице нельзя, предоставлять оплачиваемое государством жильё не за что, а вопросов у служителя закона имелось чрезвычайно много, и лучше, чтобы я находился под постоянным присмотром, пусть и сторонних лиц.
Со следователем вообще складывалось неоднозначно. Он не верил ни единому моему слову, а я, до последнего стараясь сэкономить на адвокате, увиливал от «разговора по душам», периодически впадая в демонстративное беспамятство по поводу Кано и предпосылок к нашей с ним встрече. Лейтенант злился, однако поделать ничего не мог.
Копа очень бесило то, что при упоминании «титановца» потерпевший Самадаки упорно отмораживался, выставляя того как впервые увиденного недоброжелателя.
— Вы утверждаете, что раньше не были знакомы с напавшим на вас? Кстати, как там его... — такой наивный трюк мог бы вызвать улыбку, если бы не сложившиеся обстоятельства.
Каким именем назвался «доброволец» из сопредельной державы, и настоящее ли оно — я не представлял, однако имел твёрдую уверенность, что он также отрицает наше знакомство. Пока Кано молчит — всё, что ему могут пришить, это незаконное владение оружием, мои простреленные ноги да вождение автомобиля с изменёнными номерными знаками. Возможно, угон.
А вот попытка убийства Виталиса Самадаки и организация похищения Роны с последующим летальным исходом — гораздо весомее. При таких обвинениях любой станет изворачиваться до последнего, стоять насмерть, отрицая очевидное и неочевидное.
Косвенно это подтверждал и полицейский лейтенант, всё чаще поминая гражданский долг, правовое самосознание, а также прочую высокопарную мишуру, направленную пробудить в потерпевшем желание откровенничать. Провинциальный следователь всё чаще выглядел хмурым, раздражительным, но не ленился ежедневно приходить в хостел с очередным воззванием к моей совести и протокольно-нудными уточнениями.
Дело в отношении Кано, похоже, понемногу разваливалось, однако, чем можно помочь — я не представлял. Наши прошлые взаимоотношения, возможно, прольют некоторый свет на причины, подтолкнувшие «титановца» к организации двух попыток похищения, но и только. Лично мы не враждовали, делить нам нечего, а в месть бывших командиров я не верил. Они бы жёстче сработали, масштабней.
При этом сотрудничество в отношении двух крепышей, пытавшихся организовать моё похищение, складывалось замечательно. Я опознал по фотоснимкам обоих, дал подробнейшие показания по всем пунктам, рассыпался в благодарностях за бдительность и оперативность патрульных. Выразил положенное негодование распоясавшимся преступным миром. А если бы злодеев ещё и поймали, был бы совсем в восторге.
«Детективы» сумели скрыться, прихватив с собой мой коммуникатор. Им в этом помог внезапный пожар на окраине города. Полыхнула авторемонтная мастерская, прилегающая к жилым домам, и все дежурные полицейские автомобили отправились туда обеспечивать оцепление и возможную эвакуацию граждан.
Подозревали поджог. Следователь говорил об этом с нескрываемой усмешкой, особо упирая на термин «подозревали». Мы оба понимали подноготную, но и оба помалкивали, каждый по своей причине. Я — потому что это не моё дело, лейтенант — потому что не знал, как юридически привязать Кано к данному эпизоду.
А крепышей будто ветром сдуло. Они отказались от погони за мной ровно в тот момент, когда увидели, как я сажусь в автомобиль. Недолго думая, парочка сделала определённые выводы, забралась в ожидавшую их машину с водителем и была такова, растворившись за городской чертой.
На все мои вопросительные: «Как такое возможно?», лейтенант разводил руками, много предполагал, отдавая предпочтение версии с умышленно экранированным транспортом, вывезшем преступников в неизвестном направлении, и морщился от бессилия. Очень ему хотелось раскрутить нечто глобальное, громкое, способное потрясти, как минимум, округ. Такое, чтобы вышло во всех вечерних новостях основным сюжетом.
— Вы осознаёте всю глобальность проделанных попыток покушения?! — горячился полицейский. — Масса действующих лиц, продуманный план, дерзость в исполнении? Дело на контроле в столице! — и я путался, гордится он этим или расстроен, на всякий случай симулируя недомогание.
На десятый день следователь окончательно достал.
— Оставьте меня в покое! — натурально взвыл я, едва в дверях замаячили примелькавшиеся погоны. — Мне нечего добавить к ранее сказанному! Или давайте адвоката!
— Угомонитесь, — строго бросил гость в форме. — Подпишите.
На экране протянутого мне планшета светился бланк постановления о личном обязательстве. Недавно подобный подписывал, только в Розении.
— Что это значит?
— Там доступно. Знакомыми вам буквами.
Я прочитал текст, включая мелкий шрифт. Обычная расписка явиться по первому зову, без конкретных дат и сроков. Типовой документ для всех участников уголовного процесса, от потерпевшего до свидетеля.
— Нате! — размашисто расписался, вернул девайс владельцу.
— Ехали бы вы отсюда, — процедил тот на прощанье с несвойственной ему агрессией. — И не возвращались бы никогда.