Пусть идет снег

Грин Джон

— Ага, — кивнула я.

— Но раньше твои волосы не были розовыми.

— Не-а.

— Так ты тут работаешь? Зашибись. — Он повернулся к девушке: — Она здесь работает. Сто лет, наверное, а я даже не знал.

— Жесть, — сказала девушка.

Она улыбнулась мне и наклонила голову, как бы говоря: «Привет! Прости, не знаю, как тебя зовут».

— Вам чего-нибудь налить? — предложила я.

Тобин пробежал глазами меню.

— Ох, у вас тут эти непонятные обозначения объема напитков, да? Ну, типа, grand'e

вместо «большой»?

Он по-дурацки растянул слово «гранде», изображая француза, и мы с Кристиной переглянулись.

— А нельзя сказать просто «большое латте»? — поинтересовался он.

— Можно, но только гранде — это среднее, — пояснила Кристина. — Большое — это venti.

— Venti. Да. Боже, почему у вас нельзя сделать заказ на нормальном английском?

— Можно, конечно, — ответила я ему. Несмотря на все сложности, мне требовалось соблюдать равновесие — выполнять желания клиентов и взбрыкивать иногда, чтоб они не позволяли себе чего лишнего. — Так легче запутаться, но я разберусь.

Энджи скривила губы. Это мне понравилось.

— Не-не-не, — проговорил Тобин, демонстрируя жестом, что он берет свои слова обратно. — Чужой монастырь и все такое… Мне… Дай подумать… Можно мне маффин venti с голубикой?

Я не смогла удержаться от смеха. У него был жутко усталый вид, взъерошенные волосы на голове топорщились, и да, он вел себя как идиот. Я была уверена, что он не знает, как меня зовут, хотя и Тобин, и я с первого класса учились в одной школе. Но он очень трогательно смотрел на Энджи, которая смеялась вместе со мной.

— Что? — обескураженно произнес он.

— Размеры — это только для напитков, — сказала она, положила руки ему на плечи и развернула к шкафчику с выпечкой, где выстроились ровной шеренгой шесть одинаковых пухлых маффинов. — Маффины все одинаковые.

— Ну да, они просто маффины, — согласилась Кристина.

Тобин замешкался, и я подумала: Притворяется несчастным парнем-контркультурщиком, которого против воли затащили в Гадкий Корпоративный «Старбакс». Но, заметив, как он покраснел, я кое-что поняла. Тобин и Энджи… они вместе совсем недавно. Настолько недавно, что он все еще краснел от ее прикосновений и удивлялся им.

Я вспомнила, как у меня самой в его ситуации бежали мурашки по коже, и меня снова накрыла волна одиночества.

— Я в первый раз в «Старбаксе», — решил оправдаться Тобин. — Серьезно. Первый раз в жизни, так что вы со мной долегче.

Он нащупал руку Энджи, и их пальцы сплелись. Она тоже покраснела.

— Так… тебе только маффин? — спросила я.

Потом открыла стеклянную дверцу шкафчика с выпечкой.

— Не нужен мне ваш дурацкий маффин.

Тобин притворно надул губы.

— Бедняжка, — подыграла ему Энджи.

Тобин посмотрел на нее. Лицо ее казалось нежнее обычного, потому что она была сонной. И почему-то еще.

— Давай

самое большое латте, — сказал он мне. — Я с ней поделюсь.

— Конечно, — ответила я. — С сиропом?

Он снова обратил свое внимание на меня:

— Сиропом?

— С фундуком, с белым шоколадом, малиновый, ванильный, карамельный… — перечислила я виды сиропа.

— Картофельный?

Мне на секунду показалось, что он смеется надо мной, но когда Энджи тоже засмеялась — и это был беззлобный смех над шуткой, предназначенной только для них двоих, — я поняла, что не все в мире вертится вокруг меня.

— Прости, картофельного нет.

— Ладно. — Он почесал голову. — Тогда…

— Дольче-уайт мокко с корицей, — сказала мне Энджи.

— Отличный выбор.

Я выполнила заказ, и Тобин расплатился пятью долларами, сунув еще пять в кружку для чаевых. Похоже, он все же не был таким уж дураком.

Но когда они отошли, чтобы присесть, я не смогла удержаться от мысли: Только не в фиолетовые кресла! Это наши с Джебом кресла! Но конечно же они сели именно в фиолетовые кресла, самые мягкие и удобные. Энджи опустилась в то, что стояло ближе к стене, а Тобин занял другое. В правой руке он держал напиток, а пальцы левой были переплетены с пальцами руки Энджи.

(глава девятая)

К шести тридцати солнце официально начало вставать. Наверное, это было даже красиво, если нравится такое. Новое начало, обновление, теплые лучи надежды…

Ага. Для всех, кроме меня.

В семь часов случился настоящий утренний наплыв посетителей, и я, занявшись приготовлением капучино и эспрессо, заставила свой мозг заткнуться хотя бы на время.

Скотт забежал на привычный чай с молоком и специями и, как всегда, заказал стаканчик сметаны на вынос для Мэгги, своего черного лабрадора.

А Диана, воспитательница из детского сада по соседству, заскочила на стаканчик латте с обезжиренным молоком и, роясь в кошельке в поисках скидочной карточки «Старбакса», в стомиллионный раз сказала, что мне следует сменить фотографию на доске «Познакомьтесь с нашими баристами».

— Ты же знаешь, что меня бесит эта фотка, — сказала она. — Ты похожа на рыбу с такими губами.

— А мне нравится, — сказала я.

Джеб сфотографировал меня в прошлый Новый год, когда мы с Теган дурачились, изображая Анджелину Джоли.

— Вот уж не знаю почему, — продолжала Диана. — Ты же на самом деле такая красавица, даже с этой… — она взмахнула рукой, указывая на мою новую стрижку, — панковской прической.

Панковская прическа. Господи!

— Она не панковская, — возразила я. — Просто розовая.

Диана нашла карточку и протянула ее мне:

— Ага! Вот, держи.

Я засчитала скидку и вернула карточку Диане, и она помахала ею у меня перед лицом, прежде чем забрать заказ.

— Живо смени фотографию! — приказным тоном произнесла она.