Пусть сеятель знает
Шрифт:
– Да.
– А тебе не опасно там находиться?
– Нет.
– Там теперь вообще не опасно? И дельфины могли бы там жить?
– Я могу. Они - нет. Меня не могут убить. Мне не опасно. Тебе опасно. Помогу тебе.
Валерий до того удивился такому словесному залпу, что, казалось, потерял дар речи. Он обернулся к Косинчуку, взглядом спрашивая, не ошибся ли, слышал ли и вправду фразы, которые произносил осьминог? С Евга слетела его обычная невозмутимость. Он тоже был взволнован, хотя и в меньшей степени, чем Валерий. К, тому же Евг сразу притушил в себе изумление и только потом признал:
–
Осьминог расцвел радугой красок. Возможно, он по-своему обрадовался впечатлению, которое произвел на людей.
Знакомая тяжесть сдавила голову Валерия.
– Ты ничего не чувствуешь?
– спросил он у Евга.
– Нет, - ответил ихтиолог, с жадным интересом присматриваясь к осьминогу. Внезапно он протянул руку, прикоснулся к щупальцу. Спрут поспешно отдернул его.
– Не нравится?
– полувопросительно сказал Косинчук.
– А почему?
Осьминог молчал и снова, если верить Евгу, стал похож на академика Е.Косинчука, когда тот увиливал от прямого ответа.
– Ступай!
– сказал ихтиолог, и осьминог исчез за дверью.
Евг повернулся к журналисту. До него словно только сейчас дошел вопрос Валерия, и он, в свою очередь, спросил:
– А что я должен был чувствовать?
– Понимаешь, у меня появилась тяжесть в голове, как тогда... И еще...
Он умолк, так и не высказав своего подозрения. Эти бородавки на щупальцах... И когда осьминог передвигался, он переваливал свое тело совсем не так, как Мудрец...
11
Через несколько часов Косинчук начал занятия с осьминогом. Он заставлял его принимать различные позы, рассматривал, делал сотни снимков. Он играл с восьмируким в мяч и очень скоро заметил, что инициативу в игре захватил моллюск. Иногда он задерживал мяч, не отбрасывал его по команде, а начинал перехватывать то одним, то другим щупальцем. Иногда он протягивал мяч человеку, но, когда тот хотел его взять, быстро отдергивал щупальце, не давая мяча. Казалось, будто он изучает и одновременно пытается дрессировать человека, проверяет скорость его реакций и приучает к себе. Евг пытался расспрашивать октопуса о его собратьях, об устройстве их жилищ, об охоте, способе питания, но не узнал ничего нового. Ответы осьминога были краткими, иногда противоречивыми. Ихтиолог спросил:
– Значит, ты согласен служить людям? Люди тебе нравятся?
– Да, - ответил осьминог.
– Ты сумеешь меня проводить к тому месту, где вы живете?
Глаза спрута полезли на "лоб", он так и впился взглядом в человека.
– Согласен, - сказал он.
– И ты поможешь мне поговорить с твоими собратьями?
– Да.
Валерий, прислушивающийся к их разговору, пошутил:
– Итак, мы уже имеем первого посредника и переводчика с русского на осьминожий.
Он умолк, так как услышал сопенье осьминога и его слова:
– Посредник. Да. Дельфин. Нет.
– А при чем тут дельфины?
– удивился Косинчук.
– Ты что, не любил их?
– Да.
– Подтверждаешь, что не любил?
– Да.
– Или любил?
– Да.
– Однако наш "переводчик" путает понятия, - заметил Евг.
– Впрочем, это не помешает ему проводить меня.
– Я тоже пойду с вами, - сказал Валерий.
Косинчук хотел было возразить, что лучше бы одному из них остаться в "колоколе", но вспомнил о праве первооткрывателя и промолчал. Ему и в голову не могло прийти, что, возможно, Валерий просто боится оставаться один в подводном доме наедине со своими воспоминаниями и тревогами. И тем более Евг не мог предвидеть, что скоро и ему придется разделить страх...
Они надели водолазные костюмы, приготовили "торпеды", так как эти мощные аппараты позволяли перемещаться быстрей, чем двигатели их скафандров.
Валерий включил шлюз-камеру. Оказавшись в море, осьминог начал резвиться, то уносясь вдаль так быстро, что люди не могли его догнать на своих "торпедах", то возвращаясь и кружась вокруг них.
"Он похож на щенка, которого выпустили погулять, - подумал Косинчук. Гляди-ка, он пытается и нас вовлечь в свою игру".
Валерий наблюдал за осьминогом совсем с другим чувством. Он тоже заметил, что моллюск словно бы приглашает людей принять участие в игре. "Нет, не приглашает, - думал Валерий, - а пытается заставить погоняться за ним. То же, что и при игре в мяч. Вот Евг уже поддался. Что из этого выйдет? Ну конечно, он его не поймает. Но что это? Октопус переходит всякие границы, он становится слишком фамильярным".
Осьминог на полном ходу зацепил Косинчука щупальцем, попытался увлечь за собой, но "торпеда" развернулась, и мощь двигателя оказалась слишком сильной для моллюска. Косинчук волчком закружился на одном месте, уцепившись за ручки аппарата, а вместе с ним кружился и осьминог. Так продолжалось несколько минут, а затем октопус изменил тактику. Удерживая ихтиолога одним щупальцем, он двумя другими уперся в "торпеду", выбил ее из рук Евга и отбросил в сторону. Пока Валерий раздумывал, не рискованно ли оставить товарища и пуститься вдогонку за "торпедой", аппарат, увлекаемый водометным двигателем, скрылся во тьме.
Раздражение охватило Валерия. Он подумал: "Не нравится мне эта игра. Октопус словно изучает нас и наши аппараты. Тут не поймешь, кто же исследователь, а кто исследуемый. В довершение всего мы потеряли "торпеду"..."
Осьминог, держа Евга, подплыл к Валерию и сделал ему какой-то знак щупальцем, будто приглашал следовать за собой. Валерий предложил Косинчуку ухватиться за ручку его аппарата, но октопус, не выпуская ихтиолога, отплыл подальше. Пришлось следовать за спрутом, который теперь двигался с такой скоростью, чтобы Валерий не терял его из виду, но и не слишком приближался.
Из зарослей навстречу им выплыла большая акула. Глаза-бусинки нацеливались на осьминога, и Валерий уже приготовился защищать его от хищницы. Он вспомнил: в инструкции сказано, что акулы пугаются пузырьков воздуха, вырывающихся из отводной трубки скафандра. Этим нехитрым оружием он и решил отвадить врага. Но акула и не помышляла нападать на осьминога. Когда до него оставалось не более трех метров, она круто вильнула в сторону, показав непременного пассажира - прилипалу, разместившегося на спине за плавником, и позорно удрала.