Пусть умирают дураки
Шрифт:
Она заплакала.
— Я знаю, — сказала она. — Боже мой, мы так друг друга любили. Ведь я ложилась с тобой в постель даже тогда, когда у меня были адские головные боли. Я не обращала на них внимания, просто принимала перкодан. И мне было хорошо. Мне было хорошо. А сейчас? Если по-честному, ведь секс перестал приносить такое же удовольствие, как раньше?
— Да, перестал, — ответил я.
Это ее опять разозлило. Она стала кричать, и голос ее напоминал утиное гоготание.
Ночка обещала быть длинной. Вздохнув, я потянулся к столу за сигаретой. Довольно непросто прикурить сигарету, когда красивая девчонка стоит рядом таким образом, что почти щекочет твое ухо волосами на лобке. Но мне эта задача удалась, и картина была настолько забавной, что она со смехом свалилась в кровать.
— Ты права, — проговорил я. — Но ведь ты сама знаешь практические аргументы в пользу женской верности. Я тебе говорил, что очень часто женщины не подозревают, что заразилась венерической болезнью. И помни, что чем с большим количеством народа ты спишь, тем выше шансы заиметь рак матки.
Дженел засмеялась.
— Ты вр-р-рун, — закричала она.
— Без дураков. Все древние табу имеют под собой практическую основу.
— Ах вы, засранцы, — возмутилась Дженел. — Все мужчины везучие засранцы.
— Ничего уж тут не поделаешь, — самодовольно отозвался я. — А когда ты начинаешь кричать, ты становишься похожей на утенка Дональда.
Тут я получил удар подушкой, что дало мне повод схватить ее и обнять. Все кончилось тем, что мы занялись любовью.
Чуть позже, когда мы курили сигарету, затягиваясь по очереди, она сказала:
— Но все же я права. Со стороны мужчин это нечестно. У женщин столько же прав иметь множество любовных партнеров, сколько и у мужчин. Давай по-серьезному. Это ведь так?
— Да, — ответил я абсолютно с той же серьезностью, что и она, а возможно и с большей. И я действительно так считал. Умом я понимал, что она права.
Она прижалась ко мне.
— Вот за это я тебя и люблю. Все же ты понимаешь. Даже если и говоришь про женщин несправедливые вещи. Когда мы сделаем революцию, я спасу тебе жизнь. Скажу, что ты хороший мужчина, просто сбился с пути.
— Вот спасибо.
Она погасила свет, а потом свою сигарету. Очень задумчиво она произнесла:
— Ведь на самом-то деле ты не стал любить меня меньше от того, что я сплю с другими мужчинами, правда?
— Правда.
— Ты знаешь, что я люблю тебя верно и преданно, — сказала она.
— Ага.
— Но ты не считаешь меня шлюхой из-за этого, ведь нет?
— Нет, — ответил я. — Давай спать.
Я протянул руку, чтобы обнять ее. Она отодвинулась.
— Почему ты не уходишь от жены и не женишься на мне? Скажи правду.
— Потому, что так у меня есть и то и другое, — ответил я.
— Ах ты, гад, — с этими словами она ткнула меня пальцем в пах. Больно.
— Ох ты! Только из-за того, что я дико влюблен в тебя, только из-за того, что мне интереснее разговаривать с тобой, чем с кем-нибудь еще, только из-за того, что мне нравится трахаться с тобой больше, чем с кем-либо другим — ты считаешь, что я брошу жену ради тебя, а по какому праву?
Она не могла понять, в шутку я говорю или серьезно. Видимо, решила, что в шутку. Опасное предположение.
— Очень серьезно, — сказала она. — Правда, мне просто хочется знать. Почему ты все-таки не уходишь от жены? Назови хотя бы одну настоящую причину.
Прежде чем ответить, я принял защитную форму, свернувшись в клубок.
— Потому, что она не шлюха, — ответил я.
Как— то раз утром я отвозил Дженел на натуру где она должна была провести весь день, снимаясь в эпизоде.
Приехали мы рано, поэтому пошли прогуляться по городку, казавшемуся мне удивительно похожим на настоящий, хотя все это было бутафорией. Была даже бутафорская линия горизонта — поднимавшийся к небу металлический лист, сразу же сбивший меня с толку. Фасады домов настолько походили на настоящие, что, когда мы проходили мимо вывески «Книжный магазин», я не удержался и открыл дверь, почти ожидая увидеть знакомые столы и полки, заставленные книгами в ярких обложках. Но за дверью кроме травы и песка ничего не было.
Мы пошли дальше, и Дженел смеялась. За стеклом одной из витрин были расставлены бутылочки и пузырьки с лекарствами девятнадцатого века. Мы открыли и эту дверь, и снова за порогом были трава и песок. Мы шли, а я открывал двери одну за другой, но Дженел больше не смеялась. Только улыбалась. И вот мы оказались перед рестораном, имевшим навес и столики на улице. Под навесом стоял человек в рабочей одежде и подметал пол. И почему-то именно это меня и сбило с толку, этот человек, подметавший пол. Я решил, что мы уже миновали зону декораций и находимся перед буфетом студии «Парамаунт». На стекле я увидел меню, написанное крупными буквами, и спросил рабочего, открылся ли уже ресторан. У него было потертое лицо старого актера. Он искоса взглянул на меня. Одарил широкой ухмылкой, затем почти прикрыл глаза и мигнул.
— Вы это серьезно? — спросил он.
Я подошел к двери и открыл ее и был по-настоящему изумлен. Очень удивлен, увидев все ту же траву за порогом, и все тот же песок.
Я закрыл дверь и посмотрел на лицо рабочего. На нем читалось почти маниакальное веселье, будто это он устроил для меня всю эту прогулку. Словно он был кем-то вроде Бога, а я спросил у него: «Жизнь — это серьезно?», и потому он мне ответил: «Вы это серьезно?»
Я проводил Дженел к площадке, где у нее были съемки, и она сказала мне:
— Ведь совершенно очевидно, что они ненастоящие, как же ты мог обмануться?
— Да я и не обманулся…
— Но ты ожидал, что все это настоящее, это было видно, — возразила Дженел. — Я следила за твоим лицом, когда ты открывал эти двери. Ресторан-то уж точно тебя обманул.
Она шутливо дернула меня за руку.
— Тебя не следует выпускать одного, — проговорила она. — Ты такой глупый.
И мне пришлось согласиться. Но я не то чтобы действительно во все это верил. Нет, конечно. Но вот что беспокоило меня: мне хотелось верить, что за этими дверями все-таки что-то было. Мне не хотелось признать очевидного факта, что за этими раскрашенными декорациями — пустота. Я действительно представлял себя волшебником. И когда я открою эти двери, вдруг появятся настоящие комнаты и живые люди. Даже вот ресторан. Перед тем, как открыть дверь, я живо представил красные скатерти, темные бутылки с вином и людей, ожидающих, когда их посадят. И я в самом деле удивился, когда там ничего не оказалось.
Мне стало понятно, что открывать все эти двери меня заставило своего рода умственное затмение, и все же я был рад, что поддался ему. Я не обижался, что Дженел смеялась надо мной, как и этот сумасшедший актер. Но мне все-таки надо было удостовериться; и если бы я не открывал те двери, то всегда бы потом мучился в сомнениях.
Глава 42
Осано прилетел в Эл-Эй по какому-то киношному делу и позвонил мне, предложив вместе пообедать. Я взял с собой Дженел, потому как ей жутко хотелось познакомиться с ним. После обеда, когда нам подали кофе, Дженел попыталась вытянуть из меня что-нибудь о моей жене. Я отмахнулся от нее.