Пустая лодка. Беседы по высказываниям Чжуан Цзы
Шрифт:
Судьи очень перепугались, но они вынуждены были его выслушать, поскольку он был равви, глава храма. И он разобрал этот случай так, как это делает адвокат в суде.
«Бог, ты создал этот мир, – произнес он, воздев глаза к небу, – а теперь ты шлешь посланцев, чтобы учить нас, как от него отречься. Что за глупость! Ты дал нам желания, а теперь все твои учителя приходят и говорят: „Избавься от желаний“. Ты вообще думаешь, что делаешь? А если мы совершили какие-то грехи, так на самом деле это ты виновник, ибо зачем же ты создал
Как суд должен был поступить? Равви был прав, но суд постановил, что этот человек окончательно сошел с ума и что его следует изгнать из храма.
А человек этот действительно говорит правду. Он так сильно любит Бога, что он с ним на «ты», настолько близки их отношения. «Что ты делаешь? Хватит, остановись, не делай больше глупостей», – просит он. Он должен очень любить божественное, чтобы иметь право так себя вести.
И рассказывают, что Бог сразу остановился, когда тот воззвал. Ему пришлось послушаться этого человека.
И ангелы вопросили: «Ты вдруг остановился, что случилось?»
«Тот Сумасшедший молится, – объяснил Он. – Мне придется послушаться его, ибо, что бы он ни говорил, это все истина, а он так сильно любит меня, что тут всякие формальности ни к чему…» В любви и в ненависти все разрешено, все позволено.
Этот Сумасшедший шел по улице, и к нему обратилась женщина. «Уже сорок лет, как я все мечтаю и мечтаю о ребенке. И если в течение трех-четырех лет он так и не родится, то после это станет уже невозможным. Помоги мне», – попросила она.
«Я могу помочь, – сказал Сумасшедший, – потому что у моей матери была та же беда. Сорок лет она ждала и ждала, но детей все так и не было. Тогда она пошла к мистику, Баал Шему; она рассказала ему обо всем, и он вмешался. Моя мать дала ему очень красивую шляпу. Баал Шем надел эту шляпу, поднял голову наверх и обратился к Богу: „Что же это ты делаешь? Так несправедливо. В просьбе этой женщины нет ничего дурного, так даруй же ей ребенка“. А через девять месяцев родился я».
Тогда женщина, сияя от счастья, воскликнула: «Я схожу домой и принесу тебе шляпу прекраснее, чем ты когда-либо видел. И тогда у меня родится ребенок?»
«Ты не поняла, в чем тут дело, – ответил тот Сумасшедший. – Моя мать никогда не знала этой истории. Твоя шляпа тут не поможет, ты упустила всю суть. Ты не можешь подражать религиозности, ты не можешь подражать молитве. В тот момент, когда ты подражаешь, ты все теряешь». И когда бы люди ни приходили к этому Сумасшедшему, он говорил: «Не имитируй, не подражай, выбрось все писания».
Когда этот сумасшедший умирал, ему пришлось сжечь все книги, что были о нем написаны. Последнее, что он сделал, – он сказал своим ученикам: «Пройдитесь по дому и поищите, и скажите мне, что ничего не осталось, чтобы я мог умереть спокойно. Ни единого письма, написанного мной, не должно остаться; иначе после того, как я умру, люди начнут следовать; а когда вы кому-то следуете, вы теряете самую суть ваших действий». Поэтому все было собрано и сожжено. Тогда он объявил: «Теперь я могу спокойно умереть, я не оставлю за собой никаких следов».
Такие мудрецы никого и ничего не боятся. Как мудрец может кого-то бояться? Он может смотреться дураком, с какой стороны ни глянь, ему незачем выставлять напоказ свою мудрость.
Следили вы когда-нибудь за собой? Вы всегда пытаетесь показать свою мудрость, вы всегда ищите жертву, которой вы можете продемонстрировать свое знание, разыскиваете, охотитесь на кого-нибудь, кто слабее, чем вы, – потом вы наброситесь на него и покажете ему, какой вы мудрый.
Мудрому не нужно быть эксгибиционистом. То, что есть, – оно и так есть. Он об этом и не знает, и он не торопится это показывать. Если вы хотите найти это, вам придется порядком потрудиться. Если вам нужно узнать, добр ли он, то для этого вам придется раскрыться самому.
Он не старается делать деньги
и не возводит бедность в добродетель.
Помните это. Делать деньги – это очень легко; и точно так же легко создается культ бедности. Но это одно и то же. Человек занимается тем, что зарабатывает деньги; а потом он вдруг совершенно разочаровывается в этом. Он добился своего – но ничего не получил, и он меняет свои взгляды. Теперь в добродетель возводится бедность, и теперь он, живя в нищете, заявляет: «Только это – настоящая жизнь, религиозная жизнь». Но человек этот остался тем же самым, ничто не изменилось. Маятник, что был отклонен влево, теперь начал свое движение в другую сторону.
Он не старается делать деньги.
Это понятно; другая часть труднее.
…и не возводит бедность в добродетель.
Он ни беден, ни богат. Он не прилагает никаких усилий, чтобы делать деньги, он не делает ничего, чтобы быть бедным, – что бы ни случалось, он позволяет этому происходить. Если подвернется дворец, он будет жить во дворце; если дворец исчезнет, он не станет его разыскивать. Что бы ни происходило, он принимает это, его блаженство нерушимо. Он не стремится к деньгам, он не стремится к бедности.
Он идет своей дорогой, не полагаясь на других…
Это понять легко.
Он идет своей дорогой, не полагаясь на других,
и не гордится тем, что идет один.
Противоположное немедленно отбрасывается. Вы зависите от других: от вашей жены, детей, от вашего отца, матери, друзей, общества; потом вы внезапно все бросаете и сбегаете в Гималаи. А затем вы начинаете собой гордиться: «Я один, я сам по себе, никто мне не нужен, я свободен от того мира».
Но даже тогда вы все еще не один, потому что ваше одиночество все еще зависит от этого мира. Как вы могли бы быть одиноки, если бы не было мира, чтобы его покинуть? Как вы могли бы быть одиноки, если б не было общества, чтобы от него отречься? Как бы вы могли быть одиноки, если б не было жены, детей, семьи, чтобы оставить их за спиной? Ваше одиночество зависит от них. Как вы могли бы быть бедным, если бы у вас не было денег, чтобы от них отказаться? Ваша бедность зависит от вашего богатства.