Пусти козла в огород
Шрифт:
«Я идиот!! — подумал он, сражаясь с подступившим отчаяньем. — Самонадеянный болван! Это ее друзья. Хорошо, что я их не догнал!»
Он бессильно опустился на песок, но тут же поднялся и, не зная зачем, поплелся за девушкой и ее спутниками.
Он видел, как они сели в автомобиль. Машина рванула с места, направляясь к порту.
«Все, конец, — подумал он. — Ей совсем не до меня».
Мир потускнел. Он бродил по пляжу сам не свой, бродил, поглядывая на ее одежду, на брошенный халатик, на босоножки. Страшные сомнения закрадывались в его душу.
Она
«Ну чего несусь как угорелая? Глупость какая! Кто меня тронет? Здесь же народу тьма. В крайнем случае закричу, позову на помощь».
Она пробежала по инерции еще несколько шагов. Остановилась, обернулась.
Бронзовокожие атлеты настигли ее. Она отчетливо видела их лица, серьезные, сосредоточенные. Один из них, подбегая, взмахнул чем-то над ее головой. Она отшатнулась.
Облачко черной пыли повисло у ее лица. Она не успела задержать дыхание, прерывистое и глубокое после бега. Невесомая пыль защекотала горло, проникла в легкие.
Атлеты замерли, бесстрастно наблюдая. Ласковое тепло прокатилось по всему ее телу. Ноги ослабли. Преследователи подхватили ее под руки, что-то сказали.
Она не понимала ничего, кружилась голова, тело стало ватным. Но в глубине сознания, наполняя все более и более ее существо, рождалось ощущение всеобъемлющего счастья.
Пелена вдруг спала. Она уже все понимала, все видела, но не глазами, а по-иному, внутренним зрением, непостижимо и мгновенно обретенным ею.
— Пора, — сказал один из атлетов.
Она поняла: « Да, пора».
Пошла, с трудом передвигая непослушные ноги. Атлеты шли рядом, чуть поддерживая ее.
Все потеряло смысл. Автомобиль, за окнами которого промелькнул город. Самолет, несущий ее куда-то над горами и болотистыми джунглями. Говорящие что-то люди. Все потеряло смысл. Все внешнее. Она жила лишь внутри себя, находя там все больше и больше радости. Истинного счастья.
Она послушно выполняла все, что ей говорили, почти не сознавая, что делает. На задворках сознания, вторым планом сохранялись события: самолет, приземлившийся среди болот на узкую, короткую полосу, люди, торжественно несущие ее куда-то…
С нее сняли одежду. Всю до последней нитки. Положили обнаженной в центр небольшой поляны, отгороженной от мира зеленой стеной джунглей. Руки и ноги приковали массивными золотыми цепями к низким базальтовым столбикам.
Солнце клонилось к закату. Толпа мрачных бронзовотелых людей, почти обнаженных. Ни единой улыбки на лицах, ни одного слова. Жесткая складка у чуть вывернутых губ. Напряжение в слегка раскосых глазах. Напряжение и ожидание. И надежда.
Он появился из-за их спин. Человек в одежде, золотом стекающей к ногам.
Она узнала его, безразлично подумала:
«Сеньор Диас…»
Он взмахнул руками, и над поляной мелодично взлетел звук маленького серебряного гонга. Бронзовотелые вскинули руки, устремив взоры к заходящему, похожему на медный диск солнцу. Гортанный крик приветствовал уходящее светило.
Сеньор Диас, сияя златотканым плащом, вытянул вперед открытые ладони. Пророкотал своим мощным басом:
— Братья!
Язык, на котором он говорил, певучий и спотыкающийся одновременно, насыщенный согласными, лился в чарующем, обволакивающем ритме.
Она легко понимала его, даже не вслушиваясь в смысл речи, такой непонятной и… такой понятной.
— Братья! — повторил жрец Белого Ягуара. — Настал великий час Пернатого Змея. Свершилось долгожданное. Она с нами!
— Аоа-ту! Аоа-ту! Аоа-ту! — взорвалась восторженными выкриками толпа бронзовокожих.
Над поляной, сплошь покрытой темно-синими, почти черными цветами, витал их запах. Пряный, удушливый, кружащий голову. Распростертая на цветочном ковре девушка полной грудью вдыхала воздух, насыщенный этим ароматом. Сознание ее мутилось. Она прикрыла устремленные к небу глаза трепещущими веками.
Жрец наклонился над ней, капнул на ее приоткрытые губы янтарной жидкостью из нефритового флакончика.
Колкий огонь пронесся по всему телу девушки от пят до макушки. Сознание вновь стало ясным. Глаза открылись. Удовлетворенный, вождь вскинул руки.
— Братья! — вновь воскликнул он. — Великий миг настал. Она с нами!
— Аоа-ту… Аоа-ту… Аоа-ту… — взревели бронзовотелые.
— Братья, — голос вождя утратил напряжение, стал бархатным, мягким. — Нынче, в священную ночь Пернатого Змея, эта девушка, достоинства которой несомненны, воплотит в себе дух светлой богини Масатеотль, великой богини любви.
Тысячи и тысячи лет Масатеотль, дарующая жизнь, обитала среди нас в образе женщины нашего народа. И на этот раз будет также, если Дымящееся Зеркало Мира, всевластный Тескатлипока, снизойдет к нашим мольбам.
— Аоа-ту! Аоа-ту! Аоа-ту! — вновь взревели бронзовотелые.
— Братья, — голос жреца стал скорбным, — наш великий народ угасает. Нас мало осталось. Наши женщины рожают лишь мальчиков. Великая Масатеотль может вселиться лишь в девственницу народа Амару. Она, — рука жреца указала на девушку, — последняя девушка нашего племени. Долог был поиск. Но мы отыскали ее. Сам всевластный Тескатлипока помог нам. В далекой северной стране обнаружилась девственница. У всех женщин в ее роду рождались только девочки, а прародительницей была дочь нашего народа.
Душе великой Масатеотль некуда было вселяться, и потому, еще до посвящения, с самого рождения, эта девушка несла в себе силу богини, властвующей над сердцами людей.
Нас осталось так мало, — продолжил вождь, — что все вы присутствовали на обряде Освобождения. Тогда я вынул из груди прежней Аматтальмы ее трепещущее от любви сердце. Засушил его. Сегодня новая Аматтальма вкусит это сердце и станет живым воплощением великой Масатеотль.
Новую Аматтальму некем заменить, и потому она будет жить вечно. Если… — жрец запнулся, — если только не родит дочь. Тогда, при очередном обряде Освобождения, новой Аматтальме придется съесть сердце матери.