Пусти козла в огород
Шрифт:
ГЛАВА 1
Отряхнув золотистый пляжный песок, она грациозно поднялась, постояла, подставив солнцу лицо, и, горделиво не замечая восхищенных взглядов, устремилась к белой пене прибоя. Краем глаза заметила у самой кромки воды двух красивых мускулистых гигантов, с интересом уставившихся на нее.
Привычная к вниманию мужчин, она не насторожилась, спокойно рассматривала их тайком из-под пышной челки. Гиганты же глядели на нее пристально и совсем не скрываясь. Лица их с чуть раскосыми глазами, со слегка вывернутыми губами улыбались,
— Что вам угодно? — по-испански спросила она.
Мужчины переглянулись. Она перехватила их жесткие взгляды, ощутила холодок, пробежавший вдоль спины.
— Что вам угодно, сеньоры? — уже с тревогой спросила она, растерянно отступая.
Гиганты решительно к ней шагнули — она снова отступила.
На многолюдном пляже, среди веселящихся, купающихся, жующих, пьющих и загорающих людей, она почувствовала себя беззащитной. Ей стало жутко. Пятясь, она отступала от незнакомцев, они сокращали дистанцию.
«Бежать!»
Охваченная ужасом, она рванулась в сторону, уворачиваясь от гигантов. С криком понеслась вдоль берега. Двое загорелых атлетов бежали за ней. Это никого не удивило. Мало ли как развлекаются люди.
Она неслась быстрее стрелы, но они не пытались сократить расстояние, похоже, они не спешили. Преследование продолжалось. И терпение преследователей было вознаграждено — бегунья вдруг, задыхаясь, остановилась, обреченно глянула на приближающихся гигантов. Они настигли ее.
Один из атлетов выхватил из-под резинки плавок зеленый сосуд, похожий на перечницу, резко взмахнул им над ее головой. В воздухе образовалось пыльное облачко. Она, задохнувшись от быстрого бега, полной грудью вдохнула повисшую перед лицом пыльцу, ощутила тонкий пряный аромат и… замерла, застыла бронзовой статуей среди золотистого песка у пенной кромки воды.
Она все понимала, все видела, но не глазами, словно остекленевшими, устремленными в море, а иным, внутренним зрением, непостижимо и мгновенно обретенным ею.
Эта способность позволяла ей одновременно созерцать весь многокилометровый пляж, видеть каждого из идущих, лежащих, загорающих и целующихся на нем. Знать все мысли, все намерения каждого.
Теперь она знала, почему эти атлеты гнались за ней, зачем она им нужна. Она знала, что ее ждет, что было до нее и что будет после, но ей это стало безразлично. Все стало безразлично ей. Все. Легко и приятно кружилась голова. Она все знала, все видела и ничего не хотела.
Знание пришло ниоткуда. Знание о том, что было.
О том, что еще не свершилось.
— Иди! — на незнакомом языке приказал один из гигантов.
Она поняла. Послушно пошла, неловко переставляя одеревеневшие ноги. Гиганты подхватили ее под руки, дружно и спокойно зашагали рядом.
Они вызывали восхищение. Притягивали взгляды. Кто-то вслед сказал:
— Какие красивые люди. — И кто-то ответил:
— Девушка особенно хороша.
Посвящение
Она
Она все знала. Все видела. Не глазами, отражавшими звездное небо, ослепленными блеском Большой Медведицы. Видела иначе, внутренним зрением, непостижимо обретенным ею.
Она все видела. Кто-то неведомый разворачивал перед ней, перед мысленным ее взором удивительные картины; приторно-сладкий воздух наполнился чарующими мелодиями. Перед ней предстал мир, канувший в вечность. Мир умерший. Давно. Очень давно.
Она видела себя, лежащую на алтаре с обнаженной грудью, с бедрами, прикрытыми клетчатой повязкой, с волосами, стянутыми узлом на затылке, украшенными пучками перьев. Видела себя со стороны, сверху, отовсюду.
Она видела, ощущала площадку Большой пирамиды, уставленную золотыми светильниками, источавшими неяркий свет и голубой дымок.
Верховный жрец стоял спиной к алтарю, вглядываясь в ночь, наполненную шумом моря, невидимого в ночи. Золотая мантия ниспадала с его плеч.
В главном каменном зеркале, в полированной глади черного агата, подрагивало звездное небо. Такой же бездонной глубиной чернели малые зеркала, расставленные вокруг алтаря.
Жрец поднял глаза к звездам. Обернулся. Медленно обошел жертвенный камень. Коснулся рукой набедренной повязки той, что лежала распятой на шершавом базальте.
— Во имя тебя, богиня оленей. Во имя тебя, стерегущая любовь. Во имя тебя, дарящая цветы. Во имя тебя, плодотворящая женщин и лам. Во имя тебя, великая светлая Масатеотль, — скороговоркой пробормотал он на языке, не звучащем на Земле уже тысячи лет.
Она застонала.
Жрец вновь обошел алтарь. Коснулся пучков перьев в волосах той, что лежала распятой под звездами.
— Во имя тебя, блестящая птица богов. Во имя тебя, отдающей силу божественным близнецам. Во имя тебя, Кецаль.
Она застонала.
На выбритой удлиненной голове жреца капельками выступил пот. Но бронзовое лицо оставалось бесстрастным, чуть раскосые глаза — непроницаемыми.
Жрец ждал. Раньше чем Большая Медведица достигнет зенита, птица с телом ягуара и хвостом змеи накроет черным крылом землю. Птица Кутлипока. Божественный глаз ее — утреннюю звезду — отразит черное зеркало.
Близится час Белой Змеи великой ночи Пернатого Змея. Ночи Кецалькоатля!
Жрец в златотканом плаще вскинул руки. В квадрат ритуального двора вступили пять десятков бронзовотелых мужчин.
Удовлетворенный, он отошел к Большому зеркалу. Замер.
Медленно вплывала утренняя звезда в черноту зеркального агата. Не отрывая глаз следил жрец за ее движением к центру.
Дождался.
Свершилось.
Луч звезды метнулся с Большого зеркала на поверхность малых. Вспыхнув, обежал жертвенный алтарь, прыгая по зеркалам. Замкнул магическую цепь вокруг распятой.