Пустите тупицу в Америку
Шрифт:
– А без доработки никак нельзя? – с надеждой в голосе спросил я.
Календулов отрицательно покачал головой.
– Я понимаю, что вы заняты, что у вас нет времени. Но это очень, очень нужно! Вы испекли замечательный пирог. Но осталось добавить последнюю изюминку, последнее маковое зернышко!
– А вы уверены, что игра стоит свеч? – проявил я занудливость. – А если все-таки диссертация достойна лишь мусорной корзины? Какой смысл ковыряться в ней, тратить время?
Календулов откинулся на спинку стула и сложил свои волосатые ручки на животике.
– Какой
– Что? В Интернете? – повторил я и прикусил язык. Ох, круто дело развернулось!
– Да! – обрадовался моему удивлению Календулов. – Можете убедиться сами. Откройте наш сайт. Три «дабл ю» – «РИФА» – точка – «ру».
Отказаться было невозможно. Да и с какой стати я должен был отказываться? Это только вызвало бы ненужные вопросы и подозрения. Молодой и перспективный ученый, какого я из себя корчил, просто обязан был с радостью взяться бы за «последнее маковое зернышко»!
– Что там надо доработать? – смиренно спросил я.
– В том месте, где вы ссылаетесь на дифференциальное уравнение Эйлера и переходите к уравнению Бернулли…
Он минут пять что-то говорил на совершенно непонятном мне языке, пока я не перебил его.
– Знаете что, – сказал я. – Мне трудно сориентироваться без текста, и голова сейчас ничего не варит. Если вам не трудно, напишите все это на листочке.
– Хорошо! – согласился Календулов. – Я все подробно изложу и оставлю листок на вахте.
Мы пожали друг другу руки, и я с облегчением вышел вон.
Глава шестая
Началось!
Я сидел перед экраном компьютера и шлепал по клавишам. Секретарша Зоя принесла мне кофе, но уйти не торопилась. Села напротив, закинула ногу за ногу.
– Что ты там ищешь? – спросила она.
– Да где-то тут мою диссертацию поместили, – сказал я будничным голосом.
– Диссертацию? – удивилась Зоя, встала, подошла ко мне, заглянула через плечо.
Я перелистывал рубрики. Моя фамилия нигде не значилась. «Может, он напутал чего?» – подумал я и щелкнул по надписи «Разработки молодых ученых академии». И тут сразу увидел знакомый заголовок: «Течение с образованием волн разрежения…»
Мое сердце заколотилось столь сильно, что я испугался, как бы Зоя от стука не оглохла.
– Вот она, – сказал я голосом уставшего от симпозиумов и научных конференций физика.
– Правда? – Зоя изобразила неискренний восторг и склонилась еще ниже. Теперь ее волосы щекотали мне щеку. – А где фамилия?
Фамилии, в самом деле, не было. Наверное, так было принято – труды соискателей выставлять как общие наработки академии. Мне было даже лучше оставаться инкогнито, чтобы не слишком светиться в научном мире.
– А ты разве что-то понимаешь в физике? – нежно проворковала мне на ухо Зоя, едва не касаясь его губами.
«А ты думала, что только в сексе?» – мысленно ответил я ей. Стоило пару раз сказать Зойке откровенный комплимент, как она стала вести себя в моем кабинете как в собственной спальне.
– Да
– Правда? – ахнула Зоя. – А я и не знала.
– Так-то, голубушка! – завершил я саморекламу и хлопнул ладонью по столу. – Все, извини! У меня сейчас важная встреча.
Зоя заметно приуныла и вышла. В фирме я слыл среди сотрудниц женихом номер один. Длинноногих вешалок у нас было предостаточно, выбирай не хочу. Работали у нас дочери военных, рабочих, бизнесменов, осужденных и даже негров. Но не было ни одной дочери академика, умеющей играть на скрипке. Потому мое сердце было закрыто для сотрудниц наглухо.
Так я и сказал Насте, когда мы, лежа в постели, курили и строили планы на будущее. В старую двухкомнатную хрущевку, доставшуюся мне от родителей, я Надю никогда не приглашал – там было слишком тоскливо. А в новой квартире все еще громыхал ремонт. Потому я использовал любой повод, чтобы заскочить к Насте в гости. Особенно мне нравилось бывать у нее в те вечера, когда профессор задерживался на симпозиумах.
– Мне придется снова ехать к Чемоданову, – сказал я.
– Зачем? – отрывисто спросила Настя, гася окурок в пепельнице.
– Научный руководитель требует какой-то абзац дописать.
– А сам не можешь? – то ли серьезно, то ли издеваясь, спросила Настя.
– Да там одни формулы Бельмондо фон де Фюнеса! На всю диссертацию всего два слова по-русски: «Тема» и «Содержание».
– Он может снова потребовать деньги, – предположила Настя.
– Ну дам я ему еще десять баксов, пусть подавится! – отмахнулся я.
Тут в дверь позвонили. Я почему-то почувствовал себя героем популярных анекдотов и едва не кинулся к шкафу. Настя накинула халат, нахмурилась и пробормотала: «Кого еще там принесло?» Она вышла и плотно прикрыла за собой дверь. Я одевался и смотрел в окно, за которым синели сумерки. Тут мне на ум пришел тихий и печально-лирический вывод. Я могу многое. Могу купить квартиру, сделать в ней евроремонт. Могу слетать с Настей в Египет, могу купить ей платье в самом дорогом и престижном бутике. Но никакие деньги не наделят меня способностью самолично написать и защитить диссертацию. А как, должно быть, прекрасен творческий процесс! Какой восторг, какой экстаз испытывает автор, когда слышит восхищенные отклики и признание силы своего ума! И он полон удовлетворения, полон сладкой усталости, и происходит удивительное единение личности с мировым научно-техническим прогрессом…
Я услышал за дверью приглушенные голоса – один женский, а другой мужской. «А какой общий метраж? – вещал женский голос. – А эти окна куда выходят, на север или на юг?» Настя что-то отвечала, но настолько тихо, что я не разобрал ни слова. «Окна у вас деревянные, – тараторила невидимая женщина, – а это плохо. Сейчас, знаете, пластиковые в моде!» «Пластиковые мы всегда успеем поставить, – вторил ей мужской голос. – Главное, чтобы соседи нормальные были. Не заливают?» «Так сколько вы за нее просите?» – перебил женский голос.