Пустошь. Нулевой круг
Шрифт:
– Ах, – засмеялась мама и щелкнула меня по кончику носа. – Утром ему все равно, что есть в стакане, лишь бы полечить больную голову, а вечером он будет пить даже мочу, если она хмельная. И зачем грубить человеку, который не сделал тебе ничего плохого? И к которому тебе придется обращаться за советом?
Я снова сидел в сарае, возле тренировочной площадки и всматривался в щель между камнями, из которой высыпалась глиняная замазка. Это центральная площадь деревни, на которой происходят как все важные события: экзамены, принятие в новики, посвящение в охотники, так и повседневные тренировки решивших
Мне нужно улучить момент и перебраться через двое ворот и открытое всем взглядам пространство так, чтобы никто не заметил, что я вошел в дом Орикола. К сожалению, с другой стороны деревни это сделать еще сложнее, там дома вождя, его семьи, уважаемых охотников, но не дяди Ди, к слову. Даже если я просто войду в ту часть деревни, проблем не избежать. Никого не вижу, похоже, что пора. И я быстрым шагом, крепко придерживая под старой рубахой бурдюк, пересек площадку и скользнул за травяную циновку, повешенную на входе.
– Кого там вонючие дарсы принесли? – раздался раздраженный рык, пока я пытался привыкнуть к ужасающему запаху немытого тела, перегара и стухшей еды, которым меня встретил дом учителя деревни.
– Не кричите, уважаемый Орикол, – попросил я, делая шаг вглубь и надеясь, что меня не стошнит.
– Вот это да! Уважаемый! Да меня так не называли уже, наверное… Да ни гарха меня никогда здесь так не называли! Кто там такой умный и вежливый приперся? – в темноте загремело, что-то упало и, из нее в полумрак возле циновки, вышел Орикол. – Ты кто такой, молокосос?
Орикол был ужасающе грязен и давно не мыт. После его появления вонь стала так сильна, что буквально резала глаза. Он бы хоть циновки скатал, чтобы ветерок не только облегчал страдания от жары, но и проветрил дом. Но ему, похоже, было все равно и он давно привык. Одет он был в широкие кожаные штаны и дорогую выбеленную тонкотканую рубаху с длинным рукавом. Когда-то дорогую. Сейчас она была черна от въевшейся пыли и покрыта пятнами пролитого на нее вина. А еще он был бос, как последний бедняк. Даже хуже. Потому что я, один из таких оборванцев, был в мокасинах. Давно не бритый и не стриженый, с жирными черными волосами, в которых добавилось седины, он слабо напоминал того Воина, которого я когда-то впервые увидел у костра в центре деревни.
– Я Леград, – не видя понимания в мутных глазах успевшего опохмелиться воина, я продолжил: – Сын Эри и Римило.
– А! А. Ага. Помню, – Орикол задрал голову и стал чесать обеими руками шею под короткой неряшливой бородкой. – Чего тебе нужно у меня, мелкий?
– Я прошу у вас наставление о Закалке меридианов, – не дождавшись ни звука от деревенского учителя по возвышению, я продолжил. – Моя десятая зима уже наступила, вы должны меня учить, – конечно, мама не говорила мне искать проблем, но злость на всех в деревне, а на него в особенности, жгла мне язык.
– Кардо дружески посоветовал мне
– Ах, ты! – рявкнул я, а затем почти буквально зажал себе рот, сдерживая все те ругательства, что лезли из меня после этих гнусных слов. Я заставил себя глубоко дышать, невзирая на вонь, что царила вокруг, чтобы успокоиться и не броситься на этого грязного алкаша.
– Га! – противно заржал, словно мул из обоза, Орикол. – Вот я из уважаемого превратился снова в простого ты. Это мне знакомо, это мне привычно. Вали отсюда щенок.
– Я ведь не прошусь в ученики, а хочу получить лишь одну книгу. Зачем, уважаемый, – я выдавил это слово, представляя, как сжимаю его грязное горло, – мечтает о несбыточном?
– Какой дерзкий щенок, – показал зубы в оскале Орикол. – И что же, по-твоему, для меня сбудется?
– Прошу возьмите, – теперь оскалился я и, вытащив из-под рубахи бурдюк, чуть встряхнул его, чтобы он булькнул.
– Щенок учится огрызаться, – Орикол плюнул на пол, который от этого не стал грязнее. – Исчезни с моих глаз, пока я не отбил тебе зад, выкидывая из моего дома.
– Это вино охотника Ди. – я не сдвинулся с места.
– Ух ты! – Орикол снова почесал шею, а затем раздраженно дернул короткую бороду. – Сам бы ты не додумался до этого. Но вряд ли, Эри советовала тебе мне хамить, – я сдержал рвущиеся из меня слова. Не сейчас, когда все висит на волоске. – Да, искушение велико. Хорошо, щенок, давай его сюда.
– Книгу, – я быстро спрятал бурдюк под рубаху и отступил к циновке, готовый выскочить наружу.
– Щенок умеет думать? – Орикол улыбнулся так, что мне захотелось самому плюнуть, и развернулся. – Сейчас. Лови! – хотя к темноте вокруг я уже привык, и движение алкаша видел, но среагировать не успел, и мне в грудь врезался небольшой предмет.
– Спасибо, уважаемый, – я бросил взгляд, проверяя, на поднятую вещь и протянул бурдюк, пряча ее за пояс.
– Ой! – сморщился Орикол, уже успевший найти грубый стакан красного обжига, до этого валявшийся на полу и сейчас с сомнением его разглядывавший. – От твоего именования у меня сводит скулы, столько в нем яда. Будь проще, пацан, я просто немного развлекся. Говорю же, я уважал твоего отца.
– И оскорбляешь мать, – я уже осматривал улицу, щурясь на яркий свет в щели циновки, но промолчать не мог, слишком много я сдерживал себя за последние минуты.
– Ты видишь второе дно в простых словах, – Орикол рассмеялся. – Я говорил, что она хороша с восемью звездами.
– Да, конечно. Я даже попробую поверить, – процедил я сквозь зубы на эту ложь.
– Да как хочешь, мелкий. Да? – спохватился Орикол, – а ты вообще читать умеешь?
– Умею, – выплюнул я одинокое слово.