Пустые ли видения сны?

Сны это лишь розыгрыши фантазии, говорит Драйден (может быть для того, чтобы показать, что даже поэт может иногда подчинить свою музу претендующему на научность предубеждению).

Примеры предвидений во сне, приведенные выше (в письме, адресованном Теософисту) это как раз те случаи, которые можно принять как исключения из мира сновидений; большинство же снов, конечно, лишь розыгрыши фантазии. Материалистическая, сухая наука высокомерно игнорирует подобные исключения, ведь исключения подтверждают правило, и потому Её Величество Наука старательно избегает ставящей ее в затруднительное положение задачи объяснения этих исключений. Действительно, если хотя бы один-единственный пример упорно избегает классификации как случайное совпадение (что так ужасно любят делать скептики), тогда пророческие, подтвержденные сны требовали бы полного пересмотрения физиологии; как и в отношении френологии, признание и принятие наукой пророческих снов (а значит и признания требований теософии и спиритуализма) определенно, повлекло бы за собой образование новых образовательной, социальной, политической и теологической наук. Отсюда резюме: Наука никогда не признает ни снов, ни спиритуализма, ни оккультизма.

Человеческая натура это бездна, которую физиология (и, конечно же, современная наука) понимает менее глубоко, чем иные, никогда не слышавшие этого слова физиология. Никогда еще высшие цензоры Королевского Общества не были так обескуражены, как теперь, оказавшись лицом к лицу с неразрешимой тайной внутренней природой человека. Ключ к ней двойственность

человека. Но они отказываются использовать этот ключ, полагая, что если однажды дверь в святых открылась легким рывком, то они вынудят раскрыться одну за другой и скрывающиеся за ней сокровенные теории. А ведь сколько раз уже было доказано, что такой подход не более, чем самоуверенность, отталкивающаяся от ложных предпосылок. Если мы должны оставаться удовлетворенными половиной объяснений физиологии, касающихся ничего не значащих снов, то как же быть со множеством подтверждающихся сновидений? Говорить, что человек двойственен, что у человека, говоря словами Павла, есть натуральное тело, и есть тело духовное и что, следовательно, он должен обладать двойным комплексом чувств по мнению ученых скептиков, значит впадать в непростительное и самое ненаучное заблуждение. И все же, несмотря ни на что, науке придется впасть.

Человек, несомненно, наделен двойным набором чувств; естественными, или физическими чувствами (они полностью теряются во время смерти) и субъестественными, или духовными чувствами (целиком относимыми к области психологии). Слово «суб» нужно понять правильно; здесь оно употреблено в смысле диаметрально противоположном обычному, как в химии например. [1] В нашем случае это приставка как в субтональный или суббас в музыке. Действительно, как и сложный звук природы изображен одним определенным тоном, ключевой нотой, звучащей в вечности; как сложный звук природы имеет неоспоримое существование сам по себе и даже обладает определенной высотой, уловимой лишь людьми с очень тонким слухом [2] точно также и определенная гармония или дисгармония внешней натуры человека видится наблюдателю целиком зависящей от ключевой ноты, посредством которой внутренний человек влияет на внешнего. Это и есть Эго или Я спиритуалистов, служащее фундаментальной основой, определяющее тон всей жизни человека этого наиболее капризного, неопределённейшего и разнообразнейшего из всех инструментов, который как ничто другое нуждается в постоянной настройке; это его единственный, неповторимый голос, который как суббас органа подчеркивает мелодию всей его жизни, будут ли её ноты чистыми или фальшивыми, гармоничными или же беспорядочными, legato или pizzicato.

В добавление к физическому, у человека есть также и духовный мозг. С одной стороны, первый из них полностью зависит от объёма, а значит и от своей физической структуры и развития; с другой он полностью подчинен последнему, так как лишь духовное Эго (вследствие большей близости к двум высшим основам. [3]

Наука бессильна перед фактом подтверждения некоторых снов, как и перед многими другими неразрешимыми для нее загадками, неразрешимость которых происходит от ее собственного упрямого материализма, от ее веками лелеянной рутины. То, что человек двойственен, что у него есть внутреннее Эго, являющееся реальным человеком, отличным и независимым от человека внешнего пропорционально слабости материального тела, Эго, восприятие которого проникает далеко за границы, очерченные для физических чувств человека; Эго, которое, по крайней мере, хоть ненамного, но переживает кончину своей внешней оболочки, даже если вся жизнь была посвящена злу, вследствие чего оно не сможет достичь совершенного слияния со своим высшим духовным Я, т. е. соединения с ним своей индивидуальности (личность в таком случае постепенно растворяется) также как и свидетельства и доказательства миллионов людей, дошедшие к нам сквозь тысячелетия благодаря трудам сотен образованнейших людей, этих истинных светочей науки все эти доказательства объявляются чепухой. За исключением горсточки научных авторитетов, окруженных карканьем скептиков, ничего не видевших, но, тем не менее, присваивающих себе право все отрицать, весь остальной мир называется гигантским сумасшедшим домом! И в нем даже есть специальное отделение. Оно приготовлено для тех, кто доказал глубину своего рассудка и все же должен смириться со званием самозванца и лжеца.

Может материалистическая наука столь досконально изучила феномен снов, что в этом плане ей больше и нечего познавать, раз она говорит в таком авторитетном тоне? Ничуть. Конечно, проявление феномена чувства и воли, рассудка и инстинкта происходит с помощью нервных центров, главным из которых является мозг. Вещество, при посредстве которого происходит вся эта деятельность, имеет две структуры: пористую и волокнистую, из которых последняя служит лишь для передачи сигналов к пористому веществу или от него. И все же, даже когда эта физиологическая работа определена наукой и разделена на три функции: моторную, сенситивную и коннективную, загадочная деятельность интеллекта остается столь же таинственной, как и во времена Гиппократа. Предположение науки, что может существовать четвертая функция, связанная с мышлением, нисколько не разрешает этой проблемы; наука бессильна пролить хоть малейший луч света на эту непостижимую тайну. И она не постигнет ее никогда, если ученые не примут доктрину Двойственности человека.

Извлечение из Света Пути. Правила эти начертаны для всех учеников: внимай им.

Прежде чем очи увидят, они должны быть недоступны слезам.

Прежде чем ухо услышит, оно должно утратить свою чувствительность. Прежде чем голос может заговорить в присутствии Учителей, он должен утратить наносить боль.

Прежде чем душа может предстать перед Учителем, стопы ее должны быть омыты кровью сердца.

1. Убей в себе честолюбие.

2. Убей желание жить.

3. Убей желание утех.

4. И трудись, как трудятся честолюбцы. Чти жизнь, как чтут и те, которые желают жить. Будь счастлив, как те, которые живут для счастья.

На первый взгляд три первые правила Света на Пути должны показаться несколько различного характера, что трудно уловить их связь. Связь между ними чисто духовная. Честолюбие есть высшая ступень личной деятельности, достигаемой разумом, и в нем есть нечто благородное даже для оккультиста. Покорив в себе желание стать выше своих товарищей и разбирая свои личные желания, страстный искатель духовного пути находит прежде всего в себе жажду жизни. Ибо все то, что обыкновенно называется желанием, уже давно было покорено, пережито или забыто, прежде чем началась эта неустанная духовная брань. Желание жизни есть всецело духовное желание, а не ментальное; и встречаясь с ним, человек встречается со своей собственной душой. Немногие пытались посмотреть ему в лицо; еще меньше число тех, которые могут угадать его значение.

Такова связь между честолюбием и желанием жизни. Редко бывают честолюбивы те люди, в которых сильны животные страсти. То, что обыкновенно принимается за честолюбие в людях с сильным физическим организмом, есть чаще всего проявление большой энергии для того, чтобы добиться полного удовлетворения физических желаний. Чистое, простое честолюбие есть стремление мысли вверх, проявление врожденной интеллектуальной силы, которая возвышает человека над равными ему.

Подниматься, превосходит других в чем бы то ни было, в каком-нибудь отделе искусства, науки или мысли, есть самое сильное стремление тонко и высоко настроенных душ. Это нечто совсем иное, чем жажда познания, которая всегда делает человека учеником вечно учащимся, какого бы величия он не достиг. Честолюбие возникает не из любви к чему-либо, но из чистого себялюбия. Я хочу знать, я хочу подняться, и моей собственной силой.

Кромвель, заклинаю тебя, беги честолюбия;Через этот грех и ангелы падали.

Завоевание положения, в смысле которого слово честолюбие первоначально употреблялось, отличается по степени, а не по существу от того более отвлеченного значения, которое теперь обыкновенно приписывается ему. Поэта считают честолюбивым, когда он пишет для славы. Это правда; тако оно и есть. Он быть может не ищет места при дворе, но он конечно добивается самого высокого положения, которое ему только известно. Мыслимо ли, чтобы какой-нибудь великий писатель был бы действительно анонимным и остался таковым? Человеческий разум возмущается теорией Бэконовского авторства Шекспировских произведений не только потому, что это делает из Бэкона чудовище, непохожее на другие человеческие существа. Для обыкновенного ума непостижимо, чтобы человек мог так бесцельно скрывать свой свет.

Но для оккультиста понятно, что великий поэт может быть вдохновляем другим еще более великим, чем он сам, стоящим вдали от мира и от всякого соприкосновения с ним. Такой вдохновитель должен был бы победить не только честолюбие, но и отвлеченное желание жизни, прежде чем он стал бы способным исполнить такую великую незримую работу. Потому что ему пришлось бы расстаться на веки со своим произведением, как только оно появилось бы в мире; оно никогда не принадлежало бы ему.

Человек, который может представить себе что он перестал предъявлять какие бы то ни было требования миру и не желает ни брать от него, ни доставлять ему наслаждений, может иметь слабое представление о душевном состоянии, которого достиг оккультист, расставшись с желанием жизни. Не думайте, что это значит, чтобы он никогда не давал и не брал наслаждений; он делает то и другое, поскольку он живет. Великий человек, полный деятельности и мысли, ест с удовольствием свою пищу; он не вкушает ее мысленно и не думает о ней, вкусив ее, подобно жадному ребенку или просто обыкновенному гастроному. Это очень грубый пример, но иногда эти простые иллюстрации помогают уму лучше каких-либо других. По этой аналогии легко видеть, что опытный оккультист, который работа в мире может оставаться совершенно свободным от желаний, и тем не менее принимать и с интересом отдавать его успехи. Он достиг возможности давать более, чем принимать, потому что он не способен ни на страх, ни на разочарование. Он не боится ни смерти, ни того, что называют уничтожением. Он не может чувствовать разочарования, так как хотя он и испытывает удовольствие необыкновенно сильно и остро, но для него безразлично, наслаждается ли он им сам или кто-либо другой. Это чистое простое наслаждение, не омраченное личным стремлением или желанием. То же самое относится и к тому, что оккультисты называют прогрессом т. е. восхождение со ступени на ступень познания. Во всякой школе внешнего мира соревнование есть главное поощрение к успеху. Оккультист, напротив, не способен сделать ни малейшего шага, пока не приобретет способность относиться к прогрессу, как к отвлеченному действию.