Пустыня смерти
Шрифт:
Открыв глаза, я всхлипнула и обнаружила, что снова могу дышать.
Рамир стоял надо мной с клинком в руках. Оборванные полоски материи, которыми меня обматывали, были разрезаны.
Происходило всё же что-то, чему я не могла найти объяснений в словах деда.
Что-то, что было и куда проще и куда сложнее, чем его слова.
— Я сейчас его позову, — Рамир отступил, но протянув руку, я успела схватить его. Ладонь скользнула сквозь его тело, но задержалась на браслете.
— Не надо, Рамир. Не стоит. У меня такое ощущение, что это не поможет. Сейчас пока ничего не поможет.
— Ни… чего?
— Да, — кивнула я, снова взглянула на браслет, за который удерживала мёртвого напарника. И загорелась идеей: — слушай! Раз уж Али нам пришлось покинуть, давай найдём твоё тело?
Привидение взглянул на меня не обрадованно, моё предложение ему не просто не понравилось. Оно его бесконечно испугало.
— Рамир?
Напарник молчал.
Замолчала и я, отдаваясь во власть мягких волн забвения и спокойствия. Если он не хочет говорить, я же не могу его взять и заставить?
Если он хочет что-то скрыть, то я не буду настаивать, я послушаю возмущённый ропот промокшего песка, рассказывающего байки обо всем на свете…
— Я знаю точно, где моё тело. Но обычным людям нет туда хода.
— А кому есть?!
Рамир помолчал. Песчинки за шатром замерли, прислушались и подхваченные ветром помчались прочь, дальше от шатров и дальше.
— Потерянным детям. Слышала о таких?
— Об отверженных слышала. Сама к ним как-никак отношусь. А вот о потерянных детях — никогда, — неожиданно для себя слукавила я. — Кто они?
— Дети двух миров, не принадлежащие толком ни одному, ни другому, и не сделавшие выбор, когда сделать его надо было.
— Выбор? Зачем делать выбор?
— Невозможно быть и тем, и тем сразу, нужно выбирать что-то одно. Тот, кто не выбирает — умирает.
— Почему?! — неподдельно изумилась я, ощущая, как мысли начал подтачивать неприятный червячок сомнений. О чём сейчас говорит мой мёртвый напарник? Что именно имеет в виду? О чём таком опасном он говорит?
— Шаманы могут объяснить лучше, но… Представь себе, воду из кувшина льют в чашу. Вода между кувшином и чашей льётся всего несколько биений сердца. Так и Потерянные дети. Как вода, они — меж двух берегов. Нужно выбирать, потому что если этого не сделать, сила уничтожит своего хозяина. И ничего хорошего не получится…
Я не услышала очередную страшилку, обещающую мне, что всё будет плохо-плохо. Я услышала другое, что детям можно пройти туда, где обычным людям делать нечего. Граница.
Рамир сейчас говорил о границе пустыни!!! Там, где был Хан, где белые мухи парили над снегом, превращая в алое крошево каждого, кто осмелится перейти через страшную границу…
— Что ты делал на границе? — резко спросила я.
Надо было спокойнее, плавнее, но всё во мне кричало, что я нашла нужное, что я нашла то самое главное, то важное, что искала!
И теперь нужно было только не свернуть! Только не сворачивать.
Вперёд.
Сила, которую я уже и не чаяла услышать, снова побежала по жилам, заставляя сердце заходиться в отчаянном стуке. Я снова слышала пустыню. Её недовольный рокот. Я слышала каждую песчинку, не только слышала, но и понимала змей.
Их слова, их тревогу.
Я ощущала кожей, что рядом с моим шатром трое воинов, и нет в этом маленьком ауле деда. Песчинки-ябеды подсказали, что охраняют здесь не меня от окружающего мира. Воины здесь для того, чтобы я никуда не делась!
Дед своими какими-то методами понял, что я ещё не сделала выбор, и собирался сделать всё, чтобы я никуда не делась, пока не приму решение, жить мне как человек или змея.
Но чтобы змеиное дитя приемлемыми считало полумеры?! Нет! Нет.
— Рамир?
— Я был вором и убийцей, — усмехнулся мне в лицо мёртвый напарник. — Я был одним из потерянных детей. Я был учеником твоего деда. Он рассказал мне однажды легенду о Сердце пустыни — огромном алом камне, продав который, можно купить себе целый город и ещё на безбедное существование останется. Я решил, что зачем этот камень будет валяться где-то там, в груде костей. Ну, и подумаешь, до меня взять этот камень пробовали сотни людей. Я считал себя лучшим.
— Ты пошёл на границу.
— Конечно. Я пошёл на границу… Я пошёл туда пешком. Это было не слишком далеко от того места, где я жил… Дошёл. Я увидел белый песок… — Рамир замолчал, собираясь с силами, собираясь с храбростью, — костяной песок, мелкий-мелкий. Я увидел души павших, привязанных к границе. Я увидел камень. Сердце пустыни казалось живым и страдающим, я протянул к нему руки, желая помочь.
— И?!
— И умер, — просто сказал Рамир. — Мои кости сейчас так и лежат в костяной долине. Невозможно дать мне возможность отправиться на перерождение, не уничтожив границу, а граница — вечна.
Граница не была вечной, больше не была! Но из всех на Аррахате об этом знала сейчас только я одна.
Можно было найти другого потерянного ребёнка и отправить туда, но зуд во мне уже разгорелся до пожара.
— Отведи меня туда!
— Что?
— Отведи меня к границе! — потребовала я, лихорадочно сверкая глазами.
— Зеоннала. Ты не пройдёшь. На границу пройти может только потерянное дитя.
— А это мои проблемы.
— Моё тело хоронить все равно бесполезно.
— Рамир, просто отведи меня туда.
Но напарник униматься и не подумал:
— Там опасно!
— Это мои проблемы.
— Тебе ничем не поможет… — наткнувшись на мой яростный взгляд Рамир отшатнулся, потом нашёл ещё один довод. — Ты на ногах не стоишь! А там — зыбучие пески.
— Пройду.
Убедить привидение я не смогла, но ослушаться ещё больше он не мог — браслет, с каждым мгновением сжимающий его руку всё сильнее, был на моей стороне.
И Рамиру пришлось сдаться:
— Я проведу тебя. Всё равно ничего не получится, мы вернёмся быстрее, чем вернётся твой дед.