Путь архонта
Шрифт:
Серое мерцание приобрело форму, доступную чувствам Ксагора. Она была всего лишь грубым наброском из размытых линий и неразличимых стертых деталей, но его искаженные ощущения говорили, что хозяин разговаривает с ним с небольшого расстояния. Более того, он почувствовал, что силуэт хозяина стоит вертикально, на ногах, которые были искалечены при крушении «Рейдера» до того, как они проникли в царство теней.
— Теперь Ксагор видит вас, хозяин — нет, Ксагор чувствует вас. Но как хозяин стоит на переломанных ногах?
— Мое состояние покорно моей воле, а моя воля состоит в том, что я должен сам себя передвигать в этом месте.
Ксагор
— Хозяин сказал, что Аэлиндрах пришел к нам, а мы к нему. Этот хочет спросить, где мы сейчас, в таком случае?
— Царство теней раздвинуло свои границы и включило в себя часть Комморры, большую, чем та, с которой оно обычно взаимодействует, — ответил Беллатонис. — Могу лишь предположить, что Разобщение каким-то образом… высвободило его. Эта область раньше была частью путевых тоннелей, по которым мы двигались, но теперь эта секция поглощена Аэлиндрахом.
— Этот ничего не понимает, — печально сказал Ксагор. — Думал, что Аэлиндрах — место, а не монстр, пожирающий Комморру.
Дымчатое пятно, которое было Беллатонисом, как будто начало уменьшаться, и Ксагор понял, что оно удаляется. Он поспешил следом, пока оно не растаяло во всепоглощающих тенях. Голос Беллатониса продолжал доноситься до него.
— По сути своей Аэлиндрах — субцарство, такое же, как и любое другое, — хозяин как будто читал лекцию издалека, — и как любое субцарство, оно имеет свои характерные особенности. Однако в этом случае различия куда как более наглядны. Так, граница между Аэлиндрахом и Комморрой более… проницаема, чем у большинства иных субцарств, как мы уже увидели. Я слышал рассказы о том, что все порталы в Аэлиндрах коллапсировали, и именно поэтому его границы столь размыты. Должен признать, этот аргумент представляется мне не совсем убедительным.
Беллатонис достиг того, что Ксагор воспринимал как изогнутую, обширную, угольно-черную стену. С этого расстояния (или угла? Все было так запутанно) он мог различить еще более темные пятна, которые означали отверстия в стене. Размытый силуэт гемункула плавно слился с одним из отверстий, и серая эманация его присутствия едва заметно изменилась, как будто Беллатонис вошел внутрь. Ксагор послушно проплыл следом за ним и заметил, что теперь они движутся среди чуть более плотнозернистой материи теней. При всей кажущейся прочности того, что их окружало, Ксагор чувствовал, будто мог просто протолкнуться сквозь вещество, если захочет.
— Этот спрашивает себя… — начал Ксагор и прервался, встревоженный тем, что звук его голоса делал окружающую местность более четкой. Он снова заговорил, на этот раз еще более тихим шепотом. — То, что Аэлиндрах превращает в тень — можно ли это вернуть?
Смех Беллатониса выглядел как маленький звенящий шторм, который быстро рассеялся.
— Ты имеешь в виду, можем ли мы вернуться, не так ли, Ксагор? Простой ответ — да. В норме нематериальность тени охватывает и нашу реальность, и эту — ведь, в конце концов, нужно лишь вмешательство света, чтобы показать,
В круговороте странностей, окружавших их прибытие, Ксагор совсем позабыл о мандрагорах. Тенекожие убийцы заслуженно вызывали страх у комморритов и были главной темой бесконечных леденящих кровь рассказов о тайных убийствах и непостижимых обычаях. Это были существа, которых обычно остерегались, однако с ними можно было заключать сделки, как делали те, кто был достаточно храбр или глуп, чтобы рисковать своей душой. Ксагора пробрало холодом от воспоминания о последней встрече с мандрагорами. Они поймали его, пока он выполнял важное задание для хозяина. Он выжил и остался цел только благодаря….
— Хозяин дружит с мандрагорами! — внезапно выпалил Ксагор. Восклицание раздулось, словно пузырь, на миг покрыло зернистые стены туннеля и истаяло. Беллатонис остановился и повернулся к нему лицом, так что Ксагор смог ясно разглядеть его в сумраке.
— Лишь с некоторыми из них, — прошипел Беллатонис, — а если точно, то лишь с одним — и я очень сомневаюсь, что наш взаимовыгодный договор можно называть дружбой. Теперь, когда город в суматохе, а враги наступают на пятки, я пришел сюда со слабой надеждой, что заключенный нами договор можно расширить, включив в него мою защиту.
Гемункул замолчал и отвернулся, после чего продолжил двигаться.
— Тебе надо успокоиться, Ксагор, — пробормотал он через расплывчатое плечо, — иначе твое дальнейшее присутствие может стать помехой.
Подразумеваемая Беллатонисом угроза, казалось, надолго повисла в воздухе между ними. С того момента Ксагор решительно предался молчанию. В полной тишине они двигались сквозь морозную тьму, судя по ощущениям, вечность. Ксагор с тревогой обнаружил, что перемещение по царству теней все равно требует усилий, поскольку для того, чтобы пробиваться сквозь тьму, надо было напрягать волю. Он также начал понимать, что даже такая простая вещь, как сохранение вертикального положения, стоит ему труда. Ксагор подозревал, что обычное падение может иметь в Аэлиндрахе мрачные последствия. Из того, что сказал хозяин, вполне возможно было сделать вывод, что это означает потерю всякой ориентации в переплетенной сети теней, погружение в море тьмы без надежды на спасение.
Беллатонис неустанно плыл вперед, в то время как Ксагор с трудом поспевал за ним. Страх отбиться и остаться в одиночестве, заблудиться во мраке, гнал развалину вперед. Несмотря на почти животную верность хозяину, Ксагор не питал иллюзий по поводу гемункула-отступника. Беллатонис без всяких сомнений покинул бы Ксагора, если бы тот слишком сильно отстал.
Они вышли из узких проходов в то, что казалось более открытым регионом. Легкие дуновения ледяного ветра, которые раньше как будто играли с Ксагором, перешли в свирепые порывы, что вечно завывали и терзали неприкрытую плоть холодными когтями. По обе стороны от их тропы появились темные провалы, вертикальные завихрения теней, которые уходили в невероятные глубины. Эбеновые жилы плотной материи скрещивались повсюду вокруг них, напоминая обветшалые строительные леса или голые зимние ветки мертвых деревьев.