Путь Бенун
Шрифт:
Остальное, полагаю, не так интересно. Главное, вы уже знаете: Дик не мой сын и он дитя насилия, потому и стал таким. Полагаю,на этом можно закончить.
– Ваша исповедь важна. Но чудовищные плоды ошибок прошлого дали всходы, которые теперь пожинают другие. Самооправдание не поможет вам, – осторожно упрекнула старика незнакомка в странном одеянии.
Трейси-ст недовольно поджал губы. Уловка, чтобы завершить свой рассказ до того, как придется коснуться некоторых деталей его отцовства, не удалась.
– Хорошо, хорошо! Я продолжу. Чувствую, что у меня не будет другой возможности. В общем, нас вскоре обвенчали. Мои родители были удивлены и радовались, что наконец породнились с богатым семейством, а значит и у нас дела пойдут веселее. Первое время отец Лиз нас не жаловал своим вниманием, старался пореже встречаться с дочерью. Бедная Лиз, она страдала и от этого. Потом этот ребенок родился. Надо ли говорить, что радости мы никакой по этому поводу не испытывали. Я вообще старался не смотреть в его сторону, а Лиз… она больше плакала, когда его приносили ей. Дик вырос, не увидев ни разу улыбки своей матери.
–Я не знала вашей жены, – тихо сказала Мать Теней.
– … она для меня человек из другого мира, но я понимаю ее, как никто. Улыбка – это свет ее души. Откуда ему было взяться, если при одном взгляд на ребенка она невольно вспоминала обо всем? Не вините ее в жестокосердии. Вините себя в том, что «вскармливали» его зрелищами, которые изуродовали его душу. Вы загубили в нем даже крохотные ростки светлого, сделав заложником своей собственной боли.
Старик выслушал это, сжавшись, будто его ударили плетью.
– Довольно, прошу вас. Я признаюсь еще в одном. Может быть это хоть немного пробудит в вас сострадание. Это глубоко личное… Я любил Лиз больше жизни. Она была моей женой. Но я так и не познал ее! Лиз не подпустила меня к себе, как я не пытался наладить нашу супружескую жизнь. Я мечтал, что у нас родятся дети и материнские заботы отвлекут ее. Но я ошибался. Мы сблизились с ней почти перед самой ее смертью, стали наконец общаться, она все время просила, чтобы я оставлял окна открытыми – она слушала печальные песни рабов.
Я проклинаю себя за то, что согласился привезти ее сюда. Нам казалось, что за океаном мы спрячемся от нашей беды. О, как мы ошибались… Ее отец помог нам с покупкой акций одной хлопковой компании. Лиз хотела устроить все иначе, но я не дал ей. К тому времени мой характер очень испортился. Я злился на себя и на Лиз и ничего не мог с собой поделать , только самому превращаться в монстра и развращать нашего сына, которого никогда не считал своим – он каждую секунду напоминал мне о том, что случилось.
Старик горько заплакал.
– Теперь точно все, – прошептал старик.
Генри Трейси, если бы захотел, то не смог бы объяснить словами – как это – испытать облегчение и пережить новые муки от воспоминаний. Он надеялся, что эти двое больше не будут его терзать и уйдут, наконец – таким было его единственное желание. Мать Теней с сочувствием смотрела на него. Акан не испытывал ничего, кроме недоумения.
–"Как постичь замысел создателя, если даже духи не могут разобраться, кто хороший – заслуживает награды или сострадания, а кто плохой и нить его жизни следует оборвать как можно раньше или не дать ей появиться вовсе…И ради чего все? Ради чего сейчас страдает Бенун? И почему судьба, у которой для нее не нашлось пока ни одной светлой краски, кроме Юджина, снова бросила ее в тот же котел с этим дьяволом? Слезы этого жалкого старика меня не трогают и я не стыжусь этого. По делам и муки, но они ничто по сравнению с тем, что чувствует Бенун!» – Акан не произнес вслух ни слова, но его вид говорил о многом. Старик чувствовал это и даже боялся смотреть в его сторону, сгорбился еще больше и отодвинулся.
Мать Теней, наоборот, подошла ближе и провела над всклокоченной седой головой старика рукой, разгоняя серую пелену:
– Примите свое прошлое и настоящее. Я постараюсь защитить вас, хотя, думаю, что смерть была бы для вас избавлением. Вам осталось назвать имя и помолиться, чтобы этот человек был все еще жив. Используйте оставшуюся в вас силу во благо. Вы не можете изменить прошлого, но способны с нашей помощью повлиять на будущее, – она снова постаралась, чтобы ее голос прозвучал мягко:
– Вы были опекуном Дика Трейси, значит за вами тоже тянется кровавый след его дел. Вы же не станете отрицать, что плантации Трейси – худшее место, куда может попасть раб. Сколько жертв на счету у монстра, который был зачат при таких обстоятельствах и вырос под вашим присмотром? Я думаю, вы всегда страдали, когда видели этого ребенка и ненавидели его. Вам доставляло удовольствие уродовать его неокрепшую натуру. Это ваш сын, пусть и не родной. Вы говорите, что это мучает раскаяние? Тогда почему бы вам не покончить с этим? С вашей помощью мы сможем его остановить. Думаю, это станет искуплением и для вас.
– Да, да. Я хочу искупить свою вину, потому и рассказал вам это.
– Вы так и не назвали имя! Интересно, почему?
Гентри Трейси с удивлением уставился на своих гостей.
– Я назвал его в самом начале! Суарез! Соблазнителя Лиз звали Томас Суарез, молодой барон, черт бы побрал его и всю его чертову семью! Можете думать обо мне что хотите, но я еще не сдался и готов объединиться хоть с рабом, хоть с дьяволом, лишь бы поквитаться с ними. Надеюсь, у вас есть план или я сейчас отстрелю себе я..ца от волнения. Но лучше приберегу пулю для этого негодяя в адмиральском мундире.
Глава 6
Томас Суарез, сын барона Суареза, был не только знатного происхождения – он успел прославиться тем, что однажды помог своему отцу, когда позиции Суарезов в Компании Южных морей пошатнулись.
Его отец, барон Суарез, в свое время сумел так организовать дело с работорговлей, пользуясь монопольным правом (асьента), что в общем-то государственная кормушка стала источником дохода не только для короны, но и самого Суареза.