Путь безнадежного
Шрифт:
Рустам поднялся на ноги, отряхнул травинки со своей одежды и посмотрел на Дайлина. Чувствовалось, что тасканием бревен мальчишке еще заниматься рано. Рустам тоскливо повел ноющими плечами и решительно произнес:
– Гарт, как думаешь, вдвоем управимся?
Дайлин встрепенулся, а Гарт одобрительно посмотрел на Рустама, словно еще раз убедившись, что он в нем не ошибся.
– Управимся, главное в темп войти, а дальше как по маслу.
– Войдем, – преувеличенно бодро пообещал Рустам и затянул распущенный на время обеда пояс. – А ты давай отлежись, – сказал он обиженно смотревшему на них Дайлину. – Нам труп в казарме не нужен.
– Я не буду сидеть, пока вы с Гартом будете надрываться. Мы же теперь вместе, значит, и работать
– А кто сказал, что ты будешь балду гонять? Будешь работать вместе с нами. Еще как будешь.
Услышав слова Гарта, Рустам удивленно на него посмотрел, Дайлин явно приободрился.
– Только давай разделим обязанности. Ведь даже в бою каждый занимается своим делом. Кто-то стреляет из лука, кто-то прикрывает фланг, а кому-то надо идти в атаку, – продолжил Гарт, раздеваясь при этом по пояс. – Вот и мы должны разделить обязанности. Мы с Рустамом будем таскать бревна, а ты займешься починкой нашей одежды.
Лицо Дайлина обиженно вытянулось, а Рустам заулыбался и, тоже начав раздеваться, поддержал Гарта:
– Правильно. Представь, если ты сейчас будешь с нами таскать бревна, то тогда вечером вместо сна нам придется чинить свою одежду, а если мы сейчас разделимся, тогда вечером сможем спокойно отдохнуть.
Дайлину эта идея не пришлась по вкусу, но он вынужден был согласиться. И за то время, пока Гарт с Рустамом таскали бревна, он не только заштопал всю одежду, но даже умудрился ее чисто выстирать и высушить.
Так тяжело, как в тот день, Рустам в своей жизни еще никогда не работал. И это еще притом что дюжий Гарт нес тяжелый комель, а Рустам – вершину. Он с трудом переставлял отяжелевшие ноги, оба плеча превратились в сплошные сгустки глухой боли. Опуская очередное бревно на землю, он думал, что больше не выдержит. Но Гарт разворачивался за следующим бревном, и Рустам, с ненавистью глядя на его широкую спину, шел за ним. Большинство безнадежных уже давно бросили работу и, лежа на спине, делали вид, что никак не могут перевести дух. Те же, кого капралам удалось поднять с земли своими крепкими дубинками, тащили одно бревно уже не втроем, а вшестером. И после каждого захода падали на землю, делая большие перерывы. И лишь Гарт с Рустамом продолжали таскать бревна как заведенные, пусть и не так быстро, как до обеда, зато безостановочно. Несколько раз мимо проезжал на своей лошади хозяин лесопилки, и Рустам замечал брошенные на них с Гартом одобрительные взгляды.
Рустам плохо помнил, как закончился этот тяжелый день. Вначале он еще считал бревна и поглядывал на солнце, определяя время до вечера. Но бревна не иссякали, а солнце опускалось издевательски медленно. Рустам уже давно прекратил считать бревна и следить за солнцем, лишь тупо продолжая передвигать ноги, когда раздались долгожданные крики капралов, объявивших о конце рабочего дня. Он опустился на землю прямо там, где они с Гартом только что свалили последнее бревно. С завистью посмотрел вслед Гарту, который мало того что еще мог уверенно стоять на ногах, так еще и умылся в ручье по пояс, а потом и вовсе куда-то ушел. Сам Рустам смог найти в себе силы только для того, чтобы выпить чашку воды, принесенную Дайлином. Дайлин помог ему вымыть лицо и руки и протер ноющие плечи мокрой тряпкой. Боль немного улеглась, но усталость по-прежнему давила на него свинцовым грузом.
Возвращались в город уже не строем, а просто беспорядочной толпой. Рустам брел по дороге, поддерживаемый с двух сторон товарищами, уже не интересуясь окрестностями и не смотря по сторонам. Он переставлял гудящие ноги, сначала взбивая пыль на дороге, а затем стуча деревянными подошвами по булыжникам мостовой. И думал о том, что, если и была у него какая-либо вина перед чертовым Ронином, он только за один сегодняшний день отработал ее сполна.
Вернувшись в казарму, Рустам упал на циновку и забылся тяжелым сном. Их тяжелый труд не прошел даром, довольный бригадир дал кухарке указание выдать Гарту еще гречки и колбасы. А сердобольная кухарка добавила к этому от себя большую лепешку из белой муки и четыре яйца. Но даже этот царский ужин не смог соблазнить Рустама, он только выпил еще одну чашку воды и снова провалился в тяжелый сон.
Наутро он проснулся до прихода капралов. Казарма еще спала, но Гарт с Дайлином уже бодрсвовали и вполголоса что-то обсуждали. Рустам кивнул им и вышел на улицу умыться. Тело ломило после вчерашних нагрузок, ноги были как чужие и заплетались. Но холодная вода освежила и принесла заметное облегчение. Рустам с удовольствием облачился в заштопанную и чистую одежду. Гарт дал ему чашку, наполненную гречневой кашей с колбасой, кусок белой лепешки и вареное яйцо. Рустам посмотрел на Дайлина, но тот даже не повернулся в сторону еды.
– Это для тебя, – усмехнулся Гарт, от которого не ускользнул его взгляд. – Ешь быстрей, незачем будить в ворах зависть.
– Послушай, я все хотел спросить, – промычал Рустам с набитым ртом. – Сколько тебе лет?
– Тридцать четыре, – буркнул Гарт в ответ. – Ты вначале доешь, а то подавишься ненароком.
Рустам последовал его совету и воздал должное обильному завтраку, больше не отвлекаясь на разговоры. После завтрака настроение его заметно улучшилось, и к приходу капралов он уже был сыт, одет и готов к новому дню. Занимая свое место в строю, он даже перекинулся шуткой с Дайлином. Солнце еще не взошло, но уже подсветило снизу редкие пушистые облака на бездонной синеве неба, на улице царила утренняя прохлада. Даже щербатое лицо сержанта не испортило ему настроения. «Возможно, сегодня нас и не пошлют на лесопилку», – оптимистически подумал Рустам. Сержант осмотрел выстроившихся в две шеренги солдат, третий десяток вчера так и не вернулся в казарму. Сегодня он не стал упражняться в сквернословии, а просто буркнул:
– Оба десятка на лесопилку на две недели. Капрал Кнут, ко мне.
Оптимизм испарился без следа, утро Рустама больше не радовало. Зато в груди появился тугой комок, слова «две недели на лесопилке» прозвучали в его ушах вынесенным приговором. Тем временем сержант, что-то зло напоследок сказав Кнуту, ушел. Кнут, побагровевший от его слов, развернулся к десятку:
– Гарт и Кишка, за мной, остальные на завтрак.
Рустам недоуменно посмотрел на Гарта, но тот, похоже, сам не знал, зачем они понадобились капралу. А тот тем временем, что-то бурча себе под нос, повел их к сержантской казарме. Вопреки ожиданиям Рустама они не вошли в казарму, а обошли ее стороной. Позади казармы стоял небольшой сарайчик, двери которого охранял незнакомый Рустаму солдат, одетый в такую же, как у них, форму. Только форма у него была новой, а сам солдат на редкость сытым и мордастым. Он был вооружен копьем, и на поясе у него висел такой же длинный нож, как у сержантов. Мордастый не стал у них ничего спрашивать или преграждать им путь, просто посмотрел с презрением как на них, так и на капрала. Кнут недовольно засопел, но ничего часовому не сказал. Он открыл дверь сарая и рявкнул на Гарта с Рустамом:
– Отнесите эту падаль в лазарет! И потом быстро в казарму, опоздаете к построению на работу – пеняйте на себя.
Затем еще раз покосился на мордастого часового и ушел. Рустам с Гартом зашли внутрь сарая. Там к цепи, свисавшей с потолка, был прикован человек. Одежда, покрывавшая его, превратилась в лохмотья. Все его тело было покрыто жуткими синяками и ссадинами. Волосы на голове слиплись от крови, а одна из рук была вывернута под неестественным углом. Вначале Рустам подумал, что перед ним мертвец, но потом услышал хриплое дыхание и еле слышный стон. Солнечные лучи через открытую дверь осветили лицо несчастного, и Рустам с ужасом узнал в нем Пелета, ушедшего вчера вместе с сержантом.