Путь "Чёрной молнии"
Шрифт:
По истечении полумесяца можно было увидеть сложившуюся картину: не все обвиняемые дойдут до суда непоколебимыми духом, непокорившимися системе. Многие сломаются под тяжестью улик и обвинений, под пытками и унижениями, обманами или просто испугавшись, после всего пережитого.
Но оставшийся в живых заключенные из костяка восстания, продолжали жить и бороться за свои дальнейшие судьбы.
Сашку, как и большинство других бунтовщиков, перевели в общие помещения. Он попал следственную камеру № 206, где вместо положенных восьми человек, сидело двадцать шесть. Не удивительно, что численность арестантов доходила в некоторых восьмиместных камерах до тридцати человек, мест в тюрьме катастрофически не хватало.
Он зашел, поздоровался, и бросив матрац на первую шконку, поинтересовался кто в хате старенький. Костяк из пяти человек, сидели за столом и играли в домино.
— Ты кто и откуда? — спросили его.
— Я, Сашка, кликуха моя Воробей, под раскрутку иду.
— А я Сережка Синичкин, иду на «вышак», — видно хотел сострить подследственный Кулагин, но Сашка тоже решил отреагировать шуткой:
— А ну-ка Синичка, вспорхнул отсюда, мне с братвой поговорить нужно.
— Ты что, фраер, на грубость нарываешься? — окрысился Кулагин.
— Да ладно земляк, не мети пургу, я же пошутил, — улыбнулся Сашка и подсел к столу, — так с кем мне поговорить? — обратился он к братве.
— Смотря, на какую тему, — ответил тот, кто был в камере главный.
— Пацаны, меня с общака сюда пригнали, в зоне бунт был, сейчас крутят.
В камере все оживились.
— Так ты с бунтарской зоны? А чё сразу не сказал.
— Вот говорю. До вас тоже слухи дошли?
— Нам маляву загнали, — сказал крепыш, одетый в черную майку, — ну, вы там и намесили ментов. Меня Юрком зовут, можешь меня Трактором погонять, я старенький в этой хате.
Сашка перезнакомился со всеми аборигенами. Трактор указал глазами сокамернику, и тот передал свернутую в рулончик бумажку.
— Вот — малява со свободы пришла, такие по всей тюрьме разослали, прочти, — и Юрка протянул бумажку Воробьеву.
Текст в маляве гласил:
«Братва! Пацаны! Мужики! До вас стучится вор в законе Аркан и еще ряд авторитетных людей Новосибирска. В зоне общего режима № 2 в Толмачах, на днях правильные пацаны организовали бунт против ментовского беспредела. Во главе пацанов стоял вор в законе Дрон, который погиб во время бунта. Отдали Богу душу еще несколько пацанов и мужиков, которые не желали жить по ментовским меркам и терпеть рядом с собой прихвостней лагерных мусоров. Сейчас в тюрьме сидят босяки, которых менты крутят за организацию бунта и участие.
Всей братве, блатным, стареньким по хатам и мужикам, всячески содействовать пацанам, которые пострадали за наше дело. Не чините препятствий и не отказывайте в их просьбах. Призываю вас поддержать братву и помочь им, в чем только они нуждаются. Если следаки и опера из КГБ начнут прессовать пацанов, поддержите их всеобщей голодовкой и неповиновением.
Принято на воровской сходке 29.08.1977 г.
Распространить по всей тюрьме».
Когда копия такого воззвания попала в политотдел и оперативно-розыскные части, для поимки Аркана были спущены все «ищейки».
После отсутствия объективной информации о состоянии дел всех бунтарей, у Сашки зашлось сердце. «Оказывается, нас не забывают, это наверно тот самый вор Аркан, о котором Леха Дрон рассказывал, он с воли нам поддержку бросает. Леха- Леха, — вздохнул горестно Сашка, — он позаботился заранее о нас.
— Ты чё, Санек? — голос сокамерника вывел его из раздумий.
— Да вот, пацаны перед глазами стоят, мы до последнего отбивались от ментов и солдат, забаррикадировались в двухэтажке на втором этаже. Леха Дрон, Сережка Сокол, их снайпера убили. Игорь Каленый себя сам застрелил, не хотел сдаваться ментам. Все знали, что им высшая мера светит, потому решили умереть.
Мы с пацанами среди них самые молодые были, теперь нам суждено через ментовский ад пройти, нас уже комитетчики под пресс пустили.
— Ты давай, расскажи все: о Дроне, обо всех. Выговорись, тебе же легче будет, — попросили Сашку пацаны и мужики.
Сашка начал свой рассказ. Он говорил спокойно, не торопясь, чтобы не сбиваться на эмоциях, иногда смолкал, вспоминая до подробностей ту, или иную картину, и снова продолжал. В камере все внимательно слушали, вникая во все подробности описываемого бунта. Иногда во время рассказа, кто-нибудь из сокамерников ругался, выражая свой протест или, присвистывал от удивления.
Незаметно летело время, открылась кормушка и баландеры, развозившие бачки и термоса, кормили тюрьму ужином. Некоторые не стали даже есть, чтобы не отвлекаться.
Прозвучала команда «отбой», а Сашка в полголоса продолжал подробно описывать ужасные события. Два раза дубак (надзиратель) подходил к двери, и ударял ключами, предупреждая, чтобы прекратили разговоры. Далеко за полночь Сашка закончил историю о страшном подавлении бунта.
— Да, пацаны, пережить, такое, и в страшном сне не приснится. Нервы крепкие надо иметь, — посочувствовал «Томский» — один из подследственных.
— Слушай, разморозить полуссученную зону и поднять мужиков на бунт, не каждому под силу. Да, Дрон действительно был настоящим вором, — выразил свои симпатии Трактор.
— Человеком с большой буквы, — поддержал его Сашка, — сначала, когда он с ШИЗО в зону вышел, мы думали что просто цену себе набивает, и даже предположить не могли, что Дрон наведет порядок. Видно он для себя потом решил, что только ценой жизни можно, что — то исправить, иначе менты запрессовали бы его. — Сашка замолчал и обведя всех взглядом, решительно заявил, — а знаете пацаны, лично мне все это по сердцу, и никогда не буду жалеть, что все произошло, не мы, так другие бы подняли бунт, как говорят: «Всему свое время».
Глава 47 Подготовка к устранению насильника
После того, как Анатолия Брагина, чуть живого привезли в Облбольницу и после нелегкой операции положили в реанимационную палату, прошло больше двух недель. Его родные: жена Лена, дочурка Женечка и родной брат Сергей регулярно посещали, переживая глубоко за его состояние. Приходили сослуживцы и делились последними новостями. Он уже знал, что бунт был жестоко подавлен, ибо другого пути у власти не было. Узнал, что главные зачинщики погибли, а многих приверженцев главаря отправили в СИЗО. Колонию постепенно расформировывали: меняли руководство, а заключенных отправляли по другим зонам.