Путь диких гусей
Шрифт:
— Псы! Подлые сарты! Дети шакала! — закричал он, в бессилии ударяя кулаками по стволу смолистой сосны. — Я с вами еще повстречаюсь! Вы еще своей кровью умоетесь!
В ответ раздался громкий смех и свист пущенной наудачу стрелы. После этого они двинулись по тропе, увозя с собой Едигира.
Рябой Hyp кинулся обратно к завалу, чтоб увести оттуда своих нукеров, добраться быстрей до Кашлыка, упредить степняков.
Неожиданно навстречу ему выскочил здоровенный степняк с копьем в руке. Он направил наконечник его в грудь Рябого Нура и прошипел:
— Сдавайся, пес сибирский, а то умрешь! Hyp, не сводя глаз с острия копья,
Стрела прошла насквозь, пробив гортань. Сарт не успел и вскрикнуть, лишь скосил глаза к носу, где покачивалось оперение от стрелы, и повалился на Нура.
— Ты же просил бросить, — проговорил он тихо, опуская убитого на землю и вынув из его рук копье, подобрал лук.
Возле завала вдоль тропы шла сеча, и Рябой Hyp увидел, что степняки одолевают, прижав его воинов к завалу. Их осталось всего несколько человек вместе с раненным в плечо Буреном.
— Отходим! — закричал Рябой Hyp, напав на степняков сзади. — Все к реке и на ту сторону кто как может.
— А где Едигир? — спросил, тяжело переводя дух, Бурен.
— У них, — отмахнулся болезненно менбаша, — я не смог освободить его. Но мы сможем помочь ему, если останемся живы. Уходим.
…Кучум, не принимавший участия в схватке после того как длинная сибирская стрела пробила ему щит, впившись в левую руку, услышал, что стихли крики у лесного завала, не звенят сабли. Он пошел к тропе, ведя Тая на поводу. Навстречу к нему спешил юзбаша.
— Мой хан, они бежали… Преследовать ли их в лесу?
— Разобрать завал и быстрее к реке. Пожар совсем рядом. Торопитесь.
ХОЛОД ГЛУБОКОЙ ВОДЫ
Старый рыбак Назис терпеливо сидел в долбленке над осетровой ямой. Он приплыл сюда ранним утром, но бог реки не хотел сегодня дать ему рыбу. А ведь Назис обещал поделиться с ним печенью осетра, на которого забросил свою снасть. Речной бог в это лето стал совсем скупым и угнал далеко всю рыбу. Или он обижен на старого Назиса?
А разве не Назис притащил по весне тушу павшей от бескормицы клячи и сбросил ее под лед, в угощение речному богу. Что от того, что от дохлой кобылы сильно воняло? Под водой запах не слышен. О том все знают. И речной бог принял угощение, довольно урча утащил кобылу вниз, в самую осетровую яму. Если бы подарок ему не понравился, то выбросил бы его на берег. А то ведь принял…
— Раз взял мою кобылу, то и мне подари хоть одного осетра, — сердился старый Назис, — зачем ты такой жадный? Так нельзя жить. Тебя никто любить не будет. Люди уйдут с реки, найдут другого бога, а ты совсем один останешься. А знаешь, как худо одному? Тебе не то что кобылы, а и голой кости никто не бросит, отощаешь совсем. Вот я собаку кормлю — она мне зверя гонит. А тебя корми, не корми, не даешь рыбы. Чем я внучат кормить буду? А? Молчишь?! Не ты ли у меня две весны назад последнего младшенького сына забрал?!
При воспоминании об утонувшем во время ледохода сыне у старика задрожал голос и крупные слезы выкатились из мутных, плохо видящих глаз. Дома, в землянке, он не позволял себе такой слабости. Тут же, оставшись один, вволю отводил душу, ругая речного бога, отнявшего у него
Старик подергал за бечевку, к концу которой был привязан острый стальной крючок с наживкой. Но бечевка подалась легко. Клева не было.
Тяжело вздохнув, старик представил, как ему придется по темноте возвращаться в свою землянку, минуя насмешливые взгляды соседей. Зато никуда не спрячешься, от своей ворчливой старухи, которая станет попрекать за напрасно проведенный день. Утром она отправляла его на озеро ставить сети, но он заупрямился и пошел на реку.
Старик был упрям от природы, и это часто оборачивалось против него. И сейчас можно было давно возвращаться в селение, но он менял наживку и упорно ждал клева.
— Вот скажи, — продолжал он, — почему на озере хозяин воды совсем другой? Не такой скупердяй, как ты? Он людям всегда рыбы дает, не жалеет, как ты, А воды у него меньше, чем у тебя. И рыба зимой вся мрет, когда лед толстый, воздуха мало. Надо было ему кобылу ту снести, сейчас горя бы не знал… А тебя кормлю, кормлю, а ты…
Назис опять подергал за бечевку, но результат тот же.
— Тьфу! — Плюнул он в сердцах в воду. — Чем я тебе не угодил?! Лошади мало показалось? Может, тебе собаку или козу нашу притащить? Ты скажи, мне не жалко.
Только шкуру я себе оставлю, на шапку. Моя совсем износилась. Молока коза почти не дает, у собаки зубы выпали, забирай обоих. Но сперва осетра мне пошли. Много не надо — одного…
Старый рыбак пытался по-хорошему договориться с речным богом, но тот или спал или не хотел помочь старику. Ругая его последними словами, Назис принялся вытягивать бечевку и укладывать в долбленку.
Его лодка, сделанная много лет назад, еще вместе со старшим сыном, была привязана к тяжелому донному грузу у края осетровой ямы. Рядом кружила речная вода, затягивая в омут кору и щепки. Яма была глубокой, и выпади Назис из лодки, навряд ли выбрался бы он на берег. Речной бог суров к людям, нарушающим его покой. Даже сохатыми не брезговал, коль они попадали в омут-ловушку, С ним нельзя ссориться.
Но Назис, огорченный впустую проведенным днем, припомнил хозяину реки все обиды.
— Всем расскажу, какой ты жадный. Слышишь?! — Но из омута неслись слабые побулькивания да вода ласкала близкий берег, оглаживая его, как молодая жена любимого мужа. — Нечем мне сегодня тебя угостить, морда твоя поганая. Что ты хуже меня голодный? На вот, жри. — И Назис в сердцах кинул в воду собственную овчинную шапку. Та, быстро намокая, отплыла от лодки, но старик тут же спохватился, что старуха припомнит ему и эту потерю, и притянул ее веслом к себе.
— Ладно, добром тебя прошу, не дашь осетра — не получишь больше угощений от меня. И другим рыбакам накажу, пусть на озеро идут, а ты голодный сиди. Дашь осетра? — Назис в очередной раз сменил наживку и закинул снасть в воду.
В это время с противоположного берега послышались громкие голоса, и кто-то тяжело плюхнулся в воду. Назис вздрогнул и поднес ладонь к морщинистому лбу, пытаясь разглядеть, что происходит на той стороне. И хоть его глаза уже плохо служили ему, но различили густые клубы дыма, поднимающегося над лесом. Даже запах гари донесло ветром до старого рыбака.