Путь империи
Шрифт:
Честь — это основа основ и начало начал. Таков был первый урок, преподанный ему наставниками коченаты. Первый и самый главный. Честь — фундамент, на котором строится здание, именуемое единством. Не будет фундамента — и здание рухнет от малейшего толчка.
И на этой планете честь действительно была основой всего. Да, у людей очень странные понятия о чести. Жесткие, грубые, порой нелепые, как груда колючих прутьев. Но это была головоломка, которую было необходимо решить, а ее объявили бессмыслицей.
Но если есть честь, он, Эйлле кринну ава Плутрак, сможет воздвигнуть здание.
Однако с наступлением следующего
Разумеется, это была великая честь. Но и большая опасность. Из глубины поднималось морское чудовище — соперничество между коченами. Чудовище коварное, которое сперва показывает хребет, и лишь затем — пасть.
Часть 2
ЧЕСТЬ ОДНОГО, ЧЕСТЬ ВСЕХ
Получив известие о приеме, который Губернатор устроил в честь Эйлле, главный агент Своры Эбезона на Земле опечалился — правда, лишь на миг. Неплохо было бы там побывать. В качестве «жучка», как сказал бы на его месте человек. У людей есть множество очень милых образных выражений.
Но, увы, это невозможно. Во-первых, как и следовало ожидать, ему никто не прислал приглашения. А во-вторых, еще не пришло время войти в основное течение событий.
Он — всего-навсего наблюдатель, простой советник Круга Стратегов и должен таковым оставаться. По крайней мере, пока.
И все-таки жаль. Можно не сомневаться, он получил бы большое удовольствие от присутствия на этом рауте. Первые донесения из Паскагулы показались многообещающими. Кроме того, вот уже двадцать лет агент Своры пристально наблюдал за Оппаком кринну ава Нарво. И успел проникнуться к Губернатору глубочайшим презрением. И похоже, впервые за двадцать лет Оппаку предстоит…
Встретить соперника? Нет, все гораздо серьезнее.
У людей есть очень удачное выражение…
Ну конечно. Поймать тигра за хвост.
Глава 11
Кэтлин только что вышла из транспорта джао. Она стояла посреди залитой солнцем термакадамовой взлетно-посадочной площадки, и смотрела на запад, на пыльную равнину Оклахомы, которая тянулась до самого горизонта. Приглашение пришло два дня назад. «Приглашение»… Ей попросту приказали явиться, а ее родителям — нет; можно себе представить, что они сейчас чувствуют. Если все сложится удачно, она переживет этот прием, как переживают бомбардировку — притаившись и не высовываясь. И самое позднее завтра вернется в колледж. Не исключено, что Губернатор Оппак вообще ее не заметит.
Хуже было другое. Профессор Кинси тоже получил «приглашение». Зачем он понадобился Губернатору? Сам Кинси клялся и божился, что не приложил для этого никаких усилий, просто очень хотел туда попасть. Кэтлин решила поверить.
Скорее всего, это постаралась Банле. Телохранительница вбила себе в голову, что Кинси был для девушки кем-то вроде фрагты. Конечно, такого бестолкового фрагту надо было поискать, но чего ждать от людей?
Однако джао, несмотря на всю свою хваленую «прямоту», в которой совершенно отказывают людям, лицемерят похуже Борджиа и Макиавелли. И пример тому — этот прием в честь ава Плутрака. На первый взгляд, Губернатор просто желает выразить уважение и почтение новому Субкоменданту. Но за этим скрывается конфликт между кланами. Мы так счастливы видеть вас, наш дорогой враг, что готовы
К несчастью, Губернатор Оппак решил, что декорациям этого спектакля не хватает такой милой детали, как Кэтлин. А в качестве дополнительного штриха решил добавить Кинси, что было еще большим несчастьем. Ей и так предстояло пройти по краю пропасти. А с ним…
Кэтлин почувствовала, что внутри все сжимается. Безусловно, профессор — любезный и доброжелательный человек, блестящий специалист… Но даже коллеги поражались, насколько он не умеет вести себя в обществе. Например, он вполне мог на похоронах жены своего сотрудника — кажется, такой случай в самом деле имел место — спросить прямо после завершения церемонии: «Ну, как успехи?»
Насколько Кэтлин помнила по своим прошлым визитам, здешние места напоминали бы пустыню — плоско и жарко если бы не повышенная влажность. Сейчас был конец августа и влажный раскаленный воздух казался таким густым, что им было почти невозможно дышать после относительной прохлады Мичигана.
Вряд ли люди, выбирая место для новой столицы Соединенных Штатов — вернее, того, что когда-то было Соединенными Штатами, — рассматривали бы Оклахому даже в качестве возможного варианта. Равно как и джао — они слишком любили море. Но Губернатор, скорее всего, исходил из более простых соображений. Оклахома-сити была самым центральным городом Северной Америки.
Кэтлин обернулась и посмотрела на своего научного руководителя. Профессор Кинси, весь сияющий, как новенький доллар, любовался пейзажем. Он испытывал по поводу предстоящего мероприятия столько же опасений, сколько ребенок по поводу рождества.
На трапе появилась Банле. Впереди, с багажом, шел человек-стюард. Крепкая, одетая в темно-синие штаны характерного кроя, перепоясанная темно-синей портупеей им в тон, она казалась такой же невозмутимой, как всегда, и совершенно не страдала от жары. Кэтлин поймала себя на том, что рассматривает лицо своей телохранительницы. Джао придавали особое значение окрасу на лице — ваи камити, лицевому рисунку — который считался знаком принадлежности к определенному кочену. У Банле по щекам проходили темные полосы, но вокруг глаз — мерцающих, иззелена-черных — пух оставался золотистым. Как-то она обмолвилась, что такой же рисунок у большинства отпрысков ее кочена. Это было единственное, что она рассказала о своем происхождении — за все двадцать лет их совместного пребывания.
— Машина, на которой мы доберемся до дворца Губернатора, должна ждать где-то поблизости, — произнесла Банле, тщательно сохраняя нейтральную позу.
Кэтлин неплохо разбиралась в «Языке тела» — общепринятых позах, при помощи которых джао выражали свои чувства, — поэтому ее телохранительнице приходилось потрудиться, чтобы избегать разоблачения. Это непрерывное состязание продолжалось столько, сколько Кэтлин себя помнила.
В таком порядке они и вошли в терминал: стюард, за ним Кэтлин и профессор Кинси и последней — Банле. Здесь было шумно и людно — именно людно. Кэтлин старалась не обращать внимания на удивленные взгляды: очевидно, люди в сопровождении джао были здесь редкостью. То, что Банле — не просто телохранитель, должно было стать ясно каждому, у кого еще оставалось хотя бы капля здравого смысла: самым почетным считалось место в конце процессии, и джао, обладающие высоким статусом, всегда шли замыкающими. Банле строго следила за тем, чтобы Кэтлин соблюдала это правило.