Путь империи

Флинт Эрик

— Я хочу пройти в рубку и понаблюдать за стартом. В свое время мне пришлось много тренироваться, чтобы стать хорошим пилотом, но у меня не было случая управлять подобным судном.

— Боюсь, там нет места для наблюдателей, — ее лицо застыло, словно все мышцы напряглись одновременно. — Разве что только вторым… О, простите… Осмелюсь предложить вам место второго пилота.

Эйлле заметил, что суставы ее пальцев, сжимающих косяк двери, побелели, а губы напряглись и стали тоньше. «Брать неопытного второго пилота — значит подвергать

корабль опасности», — вот что она хотела сказать. Но почему не сказала?

— Значит, в другой раз, — ответил Эйлле. — Думаю, во время какого-нибудь тренировочного полета. Хороший командующий должен знать сильные и слабые стороны техники, с которой работает.

— Слушаюсь, сэр. Я извещу вас, когда будет назначен следующий тренировочный вылет.

Она отсалютовала и закрыла за собой дверь. Эйлле услышал, как захлопнулся внешний люк, и смущенно поглядел на Талли и Агилеру.

— Я не вполне понял, что произошло. Очевидно, она не хотела, чтобы я занял место второго пилота. Но почему она не решилась прямо высказать свое мнение?

Техник замялся.

— Вы поставили ее в трудное положение. Она боялась отказать вам.

— Но она была обязана это сделать, — сказал Яут. — Ее нерешительность могла привести к гибели корабля.

Талли стукнул кулаком по спинке кресла.

— Вы что, не понимаете? Никто на этой планете никогда не осмелится сказать «нет», если джао сказал «хочу»! Это может быть опасно для здоровья!

Яут уже занес руку для очередной оплеухи. Но Эйлле быстрым движением отстранил его.

Что-то в этом было…

Быть может, дело не просто в злобе и неуважении?

Эйлле посмотрел на Агилеру. Этот человек смел. И не склонен к приступам бессмысленного негодования.

— Он говорит правду?

Бывший танковый командир посмотрел на Талли, и его губы странно изогнулись, словно в рот ему попало что-то невкусное. Он огорчен, решил Эйлле.

— Так точно, сэр, — Агилера кивнул. — Я бы сказал, в изрядной степени прав. Конечно, он немного преувеличивает — ну, это он как всегда. Например, Нэсс всегда к нам справедлива. Ну, еще парочка смотрителей — тот же Чал кринну ава Монат. Кое-кто из охранников. Я имею в виду Паскагулу. Но… да. Обычно все так и выходит. Если имеешь дело с джао, лучше говори им то, что они хотят услышать, а то нарвешься на неприятности.

Эйлле и Яут посмотрели друг на друга. Плоские уши фрагты сейчас выражали скорее «возмущение-поведением-другого», чем «откровенный-гнев».

— Шестьдесят секунд до взлета, — произнес в динамиках интеркома мужской голос. Двигатели предостерегающе загудели, по стенам побежала мелкая дрожь. — Просьба убедиться, что ваши ремни безопасности пристегнуты, а личные веши убраны на время полета.

Эйлле и Яут заняли свои места напротив Талли и Агилеры. Субкомендант задумчиво посмотрел в окно.

— Ты был прав. Яут хмыкнул.

— Не просто

«прав». Все гораздо хуже, чем я думал. У людей даже есть фраза на этот случай, — впрочем, они любят выражаться витиевато, когда речь идет о каком-нибудь безумии. «Убить гонца, который принес дурную весть».

Эйлле повернул голову и посмотрел на своего наставника.

— Объясни.

— Ее нужно понимать буквально. Очевидно, в обычае людей — по крайней мере, такое происходит часто — наказывать того, кто сообщает неприятную информацию. Иногда его могут даже подавить.

Транспорт начал подниматься. Эйлле смотрел вниз, где удалялась земля, и не мог отделаться от ощущения, что видит огромную гноящуюся рану. Даже полоски воды внизу казались царапинами, которые воспалились и не заживают.

— Нарво слишком очеловечился, — негромко произнес Яут. — Я думал, что это беда младших по званию, но теперь вижу, что эта болезнь поражает всех.

Эйлле хотел было выразить согласие… и вдруг понял, что с ним происходит то же самое. Перенимать обычаи людей, очеловечиваться… Правда, он делал это почти сознательно.

И вдруг понял, что достраивает позу. На размышления хватило секунды. И с огромным облегчением — и удовлетворением — увидел, как Яут кивает в ответ.

Фрагта — тот, кому доверяешь как самому себе и больше, чем себе. Эйлле не нарушал обычай, а следовал ему. Об этом говорила мудрость Плутрака. Никогда не бойся объединения, если оно проводится во благо и должным образом.

Нарво этого сделать не сумел. Нарво потерпел провал — самый серьезный, какой только может выпасть на долю кочена. И только усугубил ситуацию, пытаясь скрыть свое поражение — подобно тому, кто замазывает гнойник, вместо того, чтобы его лечить.

Да, именно лечить. Объединение было неизбежно, как это всегда происходило. Но оно стало скорее проблемой, а не опорой. Завоеватели перенимали лишь недостатки людей, отбрасывая все остальное. Именно потому, что видели в людях лишь недостатки. Такова месть этой странной расы. Расы, которая будет терпеть поражение — раз за разом, — но никогда не покорится.

Но как такое случилось? Смысл завоевания — в объединении, и ни в чем другом. Вот еще одна истина, которую Эйлле усвоил в числе первых. Он как наяву видел позу Брема, с которой тот сообщал ее внимательным детенышам.

И Эйлле немедленно воспринял ее как нечто очевидное. Быть может, именно тогда он и стал иамт камити, каким его сейчас считают — лучшим в выводке? Да, он был первым. Но никогда не отталкивал остальных и тем более не подминал их под себя. Он рос вместе с остальными, а не наперекор им, поддерживал их, чтобы потом они, в свою очередь, могли стать опорой для него.

И все-таки, как такое могло произойти?

Полет подходил к концу, когда он нашел ответ. Кажется, нашел.