Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата
Шрифт:
— И как успехи?
— Из четырех яиц на сковородку попало два, да и те сгорели. Наверное, я что-то не так сделал.
Людмила закончила переодевать ребенка и сунула его в шведский стул. Сходив на кухню и оценив там произведенный Алексеем Михайловичем разгром, она вернулась в детскую.
— Масло! — сообщила она, трясясь от беззвучного смеха.
Простите?
— Вы забыли добавить масло!
Ростислав тихонько вякнул.
— В туалет хочет! — насторожился Алексей. — Где-то здесь была клеенка. Нужно
— Зачем? Я ведь только его переодела.
— Нужно! Там он сделает свои дела! — Слова «писать» и «какать» были для Каманина функционально непроизносимы, поэтому он и выразился немного витиевато.
— Ну, знаете ли! — не поверила Людмила.
— Я понимаю, что выгляжу идиотом, но это так.
Малыш тупо уставился на соцработника и тихонько заворчал.
— Идем-идем, Ростик, — заторопилась она, — в ванную так в ванную.
Глава 4. Земля. 1977.
Детский сад
До трех лет Ростислав сидел с нянечкой, той самой Людмилой из бюро добрых услуг, но затем она вышла замуж и уехала в Витебск вместе со своим новым мужем.
Нельзя сказать, чтобы паренек сильно переживал по этому поводу — гораздо больше переживал отец. Алексей привык к вкусной и здоровой пище, в производстве которой Людмиле не было равных. Пару раз он пытался заговорить с женщиной о дальнейшей их судьбе, но, в отличие от Ростислава, Людмила не понимала душевных иносказаний, выраженных физическими величинами, да еще в релятивистском пространстве. Встретив хорошего человека, она не без сожаления рассталась с семьей Каманиных и ушла, чтобы устроить семью собственную. Таким образом, Алексей решил пристроить ребенка в детский сад. Как-то вечером он покормил ребенка «беби-кормом» и сказал:
— Чувствую себя в положении бабушки Сергея Мироновича Кострикова. «Сережа, завтра мы идем в приют!»
— В чем дело? — оторвался от созерцания «Очевидного — невероятного» малыш. Месяц назад Алексей приобрел в «ГУМе» новый цветной телевизор.
— Да отвлекись ты от этой «Радуги»! Я насчет детского сада.
— Вот, блин! — чертыхнулся Ростик. — Ты хоть представляешь, каково мне там будет?
— Представляю! — вздохнул отец. — А ты представляешь, что мне нужно докторскую защищать в октябре?
— Представляю! — вздохнул сын.
— Не волнуйся, это очень хороший детский сад, естественно, для элиты... Конечно, тебе там будет скучно, но я уверен, что ты чего-нибудь сообразишь.
Ростислав пожал плечами (теперь у него выходило гораздо естественнее), подошел к телевизору и выключил его.
— Когда? — спросил он.
— Завтра! — ответил Алексей, окончательно проведя аналогию с бабушкой Кирова.
«Завтра» выдалось прохладное и хмурое. По всем законам природы, утренний морозец шалил в цветущих садах. Садясь в «горбатый» троллейбус типа «ТГ», малыш ворчливо спросил:
— Пап, а где наши «Жигули»?
— На техобслуживании, — буркнул Алексей, — вторую неделю мне голову морочат, гады. Сальников, видишь ли, нужных нет!
— Сталина на них нет! — подтвердил Ростислав. — Они бы эти сальники за два часа из старых онучей сделали.
— Ишь, какой прыткий! А кого в тридцать восьмом в расход пустили?
Ростислав нахмурился.
— Видишь ли, отец, в каждом моменте времени есть что-то хорошее и есть что-то плохое. Плохого почему-то всегда больше. Там стреляли, а здесь воруют.
Невесть откуда взявшийся алкаш, который стоял недалеко от них, громко икнул:
— Устами младенца глаголет истина! — возвестил он. — Необходимо срочно опохмелиться, пока он по-немецки не заговорил. Рублика не найдется, уважаемый?
Алексей торопливо всунул в заскорузлую руку пьяницы трешку, и тот, обрадованный, сиганул в открытую дверь троллейбуса.
— На галеры бы таких, — сухо прокомментировал Ростислав, — всю Россию пропили.
— Тише ты! — прошипел отец. — Тоже мне, Энди Таккер! Сейчас народ вокруг тебя соберется. Видишь, вон та бабулька уже прислушивается.
На их счастье, «двойка» вскоре подкатила к «Московской», и папа с сыном покинули транспортное средство. Во дворах находился искомый детсад, в котором Ростику предписывалось тянуть лямку аж долгих четыре года — до самой школы.
— Как подумаю об этом — повеситься охота! — признался малыш уже почти на пороге детского садика. — Целых девятнадцать лет! И все для того, чтобы пользоваться тем багажом знаний, который у меня есть уже сейчас!
— Терпи, казак, атаманом будешь, — посоветовал отец.
Ростик фыркнул.
— Мои студенты девкам говорили немного по-другому. «Терпи, коза. А то мамой будешь».
— Пошляк вы, ваше благородие! — фыркнул Алексей. — Все. Теперь никаких пошлостей, гнусностей и намеков. Ты — обычный трехлетний ребенок. Ну, может, самую малость не совсем обычный. Трехлетние дети ростом метр двадцать являются по нынешним временам редкостью. Нужно еще разъяснить, в кого ты такой высокий.
— Да я в принципе и раньше не маленький был — около метра девяносто пять. Ежов, когда со мной беседовал, на табуретку становился, ха-ха!
— Надеюсь, выше двух метров ты не будешь. Иначе загребут в баскетбол, несмотря на регалии. Ха-ха!
Их встретила директор детского сада и провела к себе в кабинет.
— Алевтина Мирославовна Гаврон! — представилась она. — Боже, какой высокий мальчик! На моей памяти таких еще не было. Не было... А ведь я работаю уже почти тридцать лет. Вы, насколько я понимаю, Каманин Алексей Михайлович? Вот и чудненько! А малыш весь в вас — такой же серьезный паренек. Красивым мужчиной будет, да? Красивым и умным! В папу.