Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата
Шрифт:
Полковник пожевал нижнюю губу. Затем покусал верхнюю.
— Вы правы, отец Михаил, — сказал он наконец, — люди мы здесь новые и боимся попасть впросак.
Поп хитро прищурился.
— Таки боитесь, аж мне не верится... Дело не в том, ваше сиятельство, что вы здесь новые... Дело в том, что вы — иные. Думаю, шалить со мною не будете, так что я скажу прямо: в Московии таких людей быть не может.
Полковник улыбнулся.
— Мы и не надеялись сойти за своих. Но нам, святой отец, очень надо. Причем надо даже не нам, нужнее всего это ВАМ!
Отца Михаила охватило необычайное душевное волнение. Он разгладил на коленях засаленную рясу.
— Неужто Он услышал наши молитвы? Я знал — недолго этому дьяволу в человеческом облике править! Царем по закону должон быть Федор, Федор Алексеевич! Проклятая Медведиха! Отравительница! Проклятый род Нарышкиных!
— Простите, святой отец, — вмешался Ростислав, — насколько мне известно, Федор Алексеевич был болен...
— Он был болезненным мальчиком, сын мой, а не смертельно больным! Упал с лошади и уж почти поправился, — вознегодовал отец Михаил, — ему бы жить и жить! Иван Алексеевич, мир праху его, тоже не ясно, помер отчего... Проклятая Медведиха! Тех, кто что-нибудь знал и мог рассказать, навечно сослали, а кого и казнили, Нету правды на Руси, прости меня, Господи! Не было и нету!
— И не будет! — сурово сказал Волков. — Если Дракон Московский у власти останется. Через три недели возвернется Великое Посольство — и полетят головы!
Не поспевая за полковничьими идеями, Ростислав и Анастасия тем не менее сообразительно молчали. Анастасия неплохо знала историю аж до конца двадцатого века и поначалу была шокирована вопиющей несправедливостью в отношении России. Но, подумав, решила, что вина за столь неприглядный облик государства целиком и полностью лежит на великом и могучем русском народе, которому изначально все до задницы.
Полковник, поняв, что в лице попа обрел неожиданного единомышленника, развивал мысль дальше:
— Отец Михаил, расскажите нам о монастыре. Честно говоря, никогда бывать не доводилось в подобном заведении.
Про анабазис Старосельского монастыря он решил не упоминать. Да и разница в пять веков должна была сказаться на архитектуре и укладе обители, тем более женской.
Отец Михаил пригладил всклокоченную, давно не чесанную бороду и, пожевав губами, точно верблюд, начал свой краткий экскурс:
— Собственно, монастырь наш основан почти сто семьдесят пять лет назад великим князем Василием Третьим, отцом Иоанна Четвертого-Грозного. Вас не покоробит, если я скажу, что наш монастырь — место ссылки женок, неугодных мужьям, братьям и сыновьям...
— Не покоробит, — быстро сказал полковник.
— Совсем недавно докончили делать крепостные стены, трапезную и колокольню. Самая старая часть монастыря — Смоленский собор. Поскольку монастырь женский, то всеми второстепенными делами и хозяйством ведают сестры. Даже настоятельница монастыря — мать Серафима не имеет истинной власти. Все нити управления держит архиерей Кирилл, ну и я — его помощник.
— А разве нельзя, чтобы женщина была полной настоятельницей? — ехидно поинтересовалась Анастасия. — Или женщина вам не кажется способной к такому делу?
Поп развел руками.
— На Руси не принято, дочь моя, чтобы женщина была главой. Думаю, что синод даже не стал бы такое предложение рассматривать... Женщина является олицетворением греха, причиной грехопадения Адама, следовательно, она не может рассчитывать на церковный сан. Конечно, при монастыре есть и келарь женского полу, но сестру Пелагею можно величать скорее ключницей. Я ведаю монастырским хозяйством: погребами, кладовыми, казной. А отец Кирилл служит. Необходимо ведь кому-то читать проповеди сестрам! А ходить по кельям права у нас нет — это забота сестры Пелагеи.
От столь долгой речи у отца Михаила пересохло во рту, и он поднес к губам небольшой металлический сосуд, висевший у него на поясе. В ноздри собравшимся шибануло ароматом хлебной браги.
— Вот что, отец святой, — вдруг сказал Андрей Константинович, — у вас в монастыре заключена Софья Алексеевна — бывшая правительница Руси. Нам она нужна. Ты можешь под каким-нибудь предлогом вызвать ее к себе, типа: сестра Софья, вас срочно жаждет видеть отец Михаил? И чтобы меньше народу знало об этом...
Глазки попа, принявшего граммов двести сивухи, беспокойно забегали. Видя это, полковник попытался его успокоить:
— Не волнуйся, батя! Глядишь, Софья Алексеевна тебя сделает новым патриархом.
Поп нервно сглотнул.
— А Адриан? — нервно спросил он.
— Адриан через два года умрет, — встал во весь свой прекрасный рост Каманин, — и если у власти, останется Петр, то целых двести семнадцать лет Русь патриарха будет лишена.
— А кто же будет главой церкви? — потрясенно спросил отец Михаил.
— Церковь будет подчиняться Святейшему правительствующему синоду, — пояснил Ростислав, — а патриарха не будет.
— Вы... откуда знаете? — пролепетал священник. — Вы оттуда?
Он пальцем указал на небо. Попал с первого раза.
— Тем, кто там, не до вас. Они амброзию по булькам разливают. Но если тебе так будет легче, думай, что мы оттуда. Только ты, отец, тоета моторс, прекращай с Ивашкой Хмельницким дружить — не ровен час Русь пропьете, ироды. Только не говори мне, что там кровь Христа — тянет сивухой.
Смутившийся отец Михаил пожал плечами. Не думал — не гадал, влип в историю. А хотя бы и выдать им Софью Алексеевну... Пока Чертушка вернется, можно таких дел огород нагородить! Стрельцов из тайного приказа выпустить, а уж они как злы после июня месяца... Определенно имеет смысл рискнуть и поставить на карту свою замусоленную рясу и спокойную должность.
— Когда в Москве будем? — пытливо вглядываясь в лицо полковника, спросил он.
— Завтра поутру. Заночуем в Коломне, близ Успенского собора (сколько этих Успенских соборов по Руси разбросано — легион), а поутру будем в Москве, что за черт!