Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата
Шрифт:
— Дьявол! — выругался Константин и отдал команду: — На поражение!
Колонна мгновенно перестроилась в цепь и заговорили пистолеты-пулеметы «Вихрь» — оружие, взятое из запасников Базы. Высокие пробивные способности пуль пистолета-пулемета позволяют пробивать на расстоянии в двести метров бронежилет из тридцати слоев кевлара и двух титановых пластин, толщиной по полтора миллиметра. Либо, соответственно, пробивается шестимиллиметровая стальная пластина с сохранением убойной силы за преградой.
Кирасы рейтар не были рассчитаны на патрон СП-6, и хотя на оружие были навернуты
Стража уничтожалась быстро и беспощадно, выскакивающие из-под лестниц и темных чуланов карлики и шуты ногами и прикладами водворялись обратно, пытавшаяся мешать челядь была согнана пинками и дубинками в пустую кладовую и заперта там.
Льва Кирилловича Нарышкина и Петра Матвеевича Апраксина выволокли из опочивален и притащили в Грановитую палату. Туда же вскоре привели и царицу Евдокию. Царевича Алексея решили не будить — пусть восьмилетнее дитя поспит.
К шести часам утра все было кончено. Полк Ревенантов Эрнесто Че Гевары по сквозному каналу был переправлен с лайнера «Ястребов», курсирующего у берегов Эстляндии. Че Гевара, заросший бородой мужик, доложил Константину о своем прибытии и попросил дальнейших указаний. Вместе с полком Че Гевары извращенец Пол Пот перебросил на территорию Кремля и две БМД вместе с механиками-водителями. В дизтопливе недостатка не было, так как скрытое хранилище располагалось как раз у Рейтарского приказа.
— Стеречь строго, наблюдать, — не полез за мыслями в голову Костя, — в Кремль отворить лишь Спасские ворота. Всех впускать, никого не выпускать. И вообще, не выходить за радиус квадрата своей зоны! Ясно?
Че Гевара молча кивнул и поспешил на Кремлевскую площадь — давать инструкции. Волков же по рации связался с отцом и сообщил, что Кремль взят.
— Отличная новость, сынок! — обрадовался Андрей Константинович. — Мы с Софьей Алексеевной по тихой грусти сейчас будем. Пока излишнего оживления в Москве не замечено?
— Откуда то оживление, господин полковник? — засмеялся Костя. — Народ тут харю за ворота высовывает лишь после того, как к заутрене позвонят.
— Ладно, до встречи, старлей! — буркнул в трубку отец и дал отбой.
Костя засунул рацию в нагрудный карман, застегнул клапан, а затем обратился к плененным людям, как будто в первый раз увидел:
— Ну, что, господа и дамы? Нацарствовались, пора и честь знать... А, господин Нарышкин? Лев Кириллович, не прячь харю-то! Ты ж у нас первый министр... Скажи чего!
— Государыня повыше меня сидит! — буркнул опухший ото сна дядя царя. — Я знать вас не знаю, чьи вы люди и чего хотите.
— Ого! — воскликнул Костя. — Мужик за бабью юбку прячется! Ах, извините, министр за царскую мантию! А вы спрашивали царицу, когда немцам на откуп торговлю вином отдавали и казну — в свою кубышку? Сопишь, глист дрессированный!
Лев Кириллович ничего не соображал. Во-первых, он поздно лег почивать, а накануне пьянствовал с торгашами из Кукуя, а во-вторых, соображал он вообще туго. Больше жил интуитивно, чем по уму и логике. Евдокия Федоровна тоже не отличалась большим умом. Существовала на примитивных желаниях: кушать, спать, любить — голая физиология. Правда, со времени смерти Натальи Кирилловны проснулась в ней еще одна жажда — жажда управления. Но не имея ни навыков, ни образования, ни просто житейской смекалки, она в роли владычицы смотрелась и вовсе прискорбно.
Единственным из этой тройки, кто представлял для наших героев интерес, был Петр Матвеевич Апраксин, кто пошел за Петром, дабы не пойти за сестрой Марфой — женой царя Федора Алексеевича. Сестра его была заключена в Успенском монастыре, где проводила свое время в грусти, печали и одиночестве, поскольку, как и Софье Алексеевне, сношения с внешним миром были ей запрещены.
— Петр Матвеевич, с вами разговор будет особый, — тихо сказал старший лейтенант, — вы можете сесть вон на ту скамью. Позже с вами поговорят.
— Кто? — настороженно спросил будущий граф.
— Одна ваша хорошая знакомая, — ответил парень.
— Софья? — вздрогнул Апраксин.
Костя лишь усмехнулся. В палату вошло несколько Ревенантов и их старший отрапортовал, что сеньор Че Гевара отправил их в распоряжение старшего лейтенанта Волкова.
— Очень хорошо! — сказал Костя и отправил их всех на экскурсию по дворцу. Необходимо было точно выяснить, что никого из посторонних нету в этой системе теремов — скоплении деревянных и каменных зданий, соединенных лестницами, коридорами и галереями.
В Грановитую палату быстрым шагом вошел дьяк Иванов.
— Константин Андреевич, царевна и господин полковник у Красного крыльца! — произнес он взволнованно.
— На караул! — скомандовал он пятерым своим бойцам, а сам двинулся навстречу прибывшим.
Сойдя с лестницы, он невольно подавил возглас удивления. Впереди шел полковник, наряженный в парадную форму старого образца для ВДВ — синий костюм, золоченые погоны с аксельбантом, белая рубашка и надраенные до зеркального блеска сапоги. Справа на портупее болталась парадная офицерская шашка — пять кило тупого бесполезного металла плюс ножны. За ним шла Софья Алексеевна в атласном наряде ослепительно белого цвета. Волосы ее были убраны под сеточку, состоящую из нескольких ниток жемчуга. Под руку она держала Ростислава, облаченного в черный смокинг с непременной бабочкой на шее. Бабочкой, естественно, из черного бархата. За ними величественно шагали в парадных одеждах будущие министры — надежда и опора Русского государства: князья Одоевский, Глинский. Барятинский да боярин Басманов.
Строевым шагом Константин подошел к отцу и доложил:
— Товарищ полковник, ваше приказание выполнено! Арестованных трое: Лев Нарышкин, Петр Апраксин да царица Евдокия, великая якобы.
— Благодарю за службу, капитан! — улыбнулся Андрей Константинович, — Что-то ты засиделся у меня в старлеях... Софья Алексеевна, прошу вас!
Софья, гордая и величественная, пошла впереди. Остальные неспешно тронулись за ней. Войдя в Грановитую палату, она шумно вздохнула и, пробормотав: «Спасибо тебе, Господи», подошла к невестке.