Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата

Беразинский Дмитрий Вячеславович

Возле приличных заведений первые дворники, одетые в холщовые фартуки, деловито подметали утоптанную землю, собирали конские яблоки и мелкий сор. Рядом с храмом Иоанна Предтечи на Варварке угрюмый бородач деловито метелил прислонившегося пьяницу, пытавшегося облегчиться на святую землю. Пудовые кулаки мелькали в воздухе. Министры переглянулись и прошествовали далее. Чуть поодаль следовала охрана — отделение Ревенантов.

Начались торговые ряды. Сколоченные кое-как из неструганых досок лавки купцов, некоторых и купцами звать совестно — товару в лавке на деньгу с полушкой. Толпится

народ, хоть и прошел слушок, что в городе стало небезопасно. Иннокентию наступили на ногу, развязался шнурок. Пока согнулся, завязал — поотстал от своих. Какой-то лохматый с пахнущей чесноком пастью ухватил за пояс, потащил к себе в лавку. С удовольствием съездил по рылу купчине — вцепились еще несколько.

— Эко вас? — удивился Кеша и пошел махать кулаками и локтями, вспоминая подзабывшиеся приемы битвы в окружении противника. Шестерых положил мгновенно и, плюнув на благородство, пошел топтать ногами.

Кто-то крепкий ухватил за шиворот и что-то пытался сказать. Отмахнулся в ту сторону. Глянул после. Обомлел. Каманин недовольно баюкал помятую челюсть. Ревенанты, выхватив дубинки, молча угощали любопытных.

— Ростя, прости! — покаялся парень.

— Семен простит! — проворчал Ростислав. — С виду жиртрест, а лапа — что у тролля. Чего в драку полез?

Иннокентий, потный и некрасивый, долго не мог отдышаться. Наконец согнулся и принялся шарить в куче людских тел. Достав одного, отшвырнул в сторону.

— Не этот, — пробормотал, — кажись, вон тот. Арестуйте его!

Ростислав еще немного помассировал щеку и взглянул на купчишку. Бедняга лишился половины передних зубов и плевался кровью в пыль Варварки. Из качественного размолоченного носа текла густая юшка.

— За что? — недоумевающе спросил премьер-министр.

— За отвратительный и навязчивый сервис, — четко произнес Кеша, — и за неуважение к покупателю. Я вон у того, что валяется справа, лукошко маслят прикупить хотел. А этот к себе тянуть начал, верно я говорю, купец?

Толчок носком сапога под ребра вывел валявшегося купчину из небытия, и тот согласно кивнул.

— Держи, любезный, — Иннокентий кинул купцу серебряный рубль, — а сдачу пропейте за мое здоровье.

— Ждоровья у чебя, боярин, на дешятерых хвачит! — простонал сквозь разбитый рот виновник. — Шмилуйся, мошет, отпуштишь?

— Ладно, коровья морда, — и вправду смилостивился Иннокентий, — и запомни на прощание одно: никогда не протягивай рук, а то рискуешь протянуть ноги. Как говорится, в вихре яростных атак не расквась себе пятак.

Пошли дальше, но теперь купцы шарахались от них, как от прокаженных. На Варварском крестце, у Старого государева двора толпились безместные попы. Развлекались игрой в кости, кулачным боем и чем бог пошлет. Отец Михаил при виде такого непотребства смачно сплюнул. Увидав прилично одетых людей, попы заволновались. Один из них, ошалевший от голода и крепыша, выхватил у соседа надкушенный калач и бросился к Ростиславу.

— Боярин, пойдем служить, а то калач закушу! — Страшные воспаленные глаза и борода с копошащимися там насекомыми заставили премьер-министра поначалу отпрянуть. Но поп крепко вцепился в полу кафтана и не отпускал. С воплем «Эх, чем я хуже министра культуры», Каманин огрел наглого священнослужителя своим немалым кулаком.

— Караул, наших бьют! — завопил кто-то из попов. На«высокую комиссию» бросились забияки в рясах.

Но Ревенанты были уже начеку. Только один раз довелось махнуть кулаком Ростиславу, его оттерли беспощадные и хладнокровные телохранители. Дубинки свистели в воздухе, обрушиваясь на спины и ребра заблудших богослужителей, свободные кулаки месили лица и крушили носы и челюсти. В воздухе стоял густой мат и раздавались жалобные стоны.

— Стойте, — завопил отец Михаил, — вы же всех их перебьете! Это ведь наши братья, хоть и дураки. Именем Господа нашего Иисуса Христа я вам приказываю остановиться!

Ревенантам было глубоко начхать на Господа, но вмешался граф Волков. До сих пор он молчал, размышлял о чем-то своем, лишь изредка вступал в разговор с отцом Михаилом.

— Отставить! — рявкнул он командирским басом. — А ну, добры молодцы, покажитесь-ка!

Из тех, кто не успел улизнуть, осталось человек шесть. Охая и причитая, они принялись демонстрировать отцу Михаилу боевые раны и увечья.

— А ну, стоп! — прикрикнул на них Ростислав. — Что за бардак вы тут развели?

— Необязательно было так жестоко, — опустив глаза, сказал помощник патриарха, — святые отцы все же...

— Что? — захохотал Волков. — Это — святые отцы?! А ну, кто мне Пятикнижие перечислит? Название всех пяти основных книг, ну, живо!

По правде говоря, это было единственное, что полковник запомнил из краткого курса по «Закону Божьему» в интерпретации Ростислава. Но отец Михаил неожиданно легко согласился со своим новым другом. В самом деле, ряса еще не превращает человека в рукоположенного священника. Так любой может назвать себя слугой Бога. И лицо его выразило крайнее удивление, когда из шестерых только двое вспомнили про «Бытие», «Второзаконие» и «Числа». Трое вообще не имели никакого представления о «Пятикнижии», а «Левит» и «Исход» остались вовсе преданными забвению.

— Так что же, выходит, вы и не священники вовсе? — недоумевал премьер-министр.

— Что у вас с попами-самозванцами делают? — спросил полковник у отца Михаила.

— Ухи отрубают, — ответил тот.

Вся великолепная шестерка бухнулась на колени. Между прочим, обнаружился и седьмой участник — он отдыхал, получив каманинским кулаком по темечку.

— Пощады! — взмолились безместные и никуда не годные попы. — Отец Михаил, батюшка, не лишай живота. Голодныя мы и убогия, давно позабыли про Пятикнижие и Апокалипсис, нам бы «Отче наш» с «Храни нас, грешных» упомнить!

— Да ну вас! — распсиховался Каманин. — «Отче наш» и я знаю. Выходит, мне можно тоже надевать рясу и отправлять службы! В карантин их, затем поднатаскать в «слове божьем» и на год в капелланы на дальние кордоны.

— Куда-нибудь между Повенцом и Мезенью, — уточнил Волков, — чтобы не жарко, было.

Дошли до Варварских ворот, на которых болтались несколько покойничков с рваными ноздрями. Лишь юго-восточный ветерок донес до премьер-министра специфический запах, издаваемый ими, он немедленно распорядился: