Путь к морю
Шрифт:
Если заработал лишнего, поймал рыбу или что — тащи, здесь и сготовим, здесь и съедим.
А вообще организуем шайку, в которой можно ходить на корабли, в настоящий морской клуб, а то в кино бесплатно.
Пацаны взбудоражились. Весть разнесли по всему берегу папиросник Луна, удивительный Пис и друг Моряка, лучший нырок — Черный.
Сперва туго, по одиночке приходили пацаны — заглядывали.
Сидит за столом Пис и что-то малюет, Черный стены скоблит, а папиросник Луна клеит что-то из пустых коробок и все Писа смущает.
— Вот маляр, — какой же это Троцкий,
— Он и есть Лев, — отбривает Пис.
Поглядят ребята, поглядят: народ все свой, кто не знает Писа? И Черный тут — настоящие пацаны! И соблюдая достоинство, поздороваются и зайдут в нору.
— Как оно, верно, что болтают?
— Кто болтает? — угрожающе спрашивает Черный.
— То есть не болтают, а разговаривают, будто…
— Не будто, а так и есть и в воскресенье первое сборище — если твои ноги ходят— приходи, если твои глаза глядят — увидишь, а если даже башка варит — поймешь…
Озадаченные не на шутку пацаны уходили с твердым решением раскусить эту затею. Заглядывали и враги водоносы, держать стали себя тихо, видя Моряка среди крепких друзей, и первый сбор, или «сборище» был людный.
Моряк долго готовился к докладу, никого не спрашивал, сам до всего доходил, держал он свое дело в секрете. Он ходил один по берегу моря и шептал про себя разные приемы своей речи.
В назначенное время он встал и, не робея перед десятками глаз, сказал:
— Пацаны, я сам такой, долго я это мозговал и выходит, надо делать так — будет у нас крепкая шайка, каждому помога и застой, здесь — указал пальцем на стены кротовой норы — здесь наше «сборище». Я говорил — если бьют, беги сюда, не выдадим! И так далее, а впоследствии будем ходить на корабли и орудия своими руками щупать, как вот этот стол, и если будем держать твердую линию, то морякам будет смена!
— Ну, вот, кто хочет заходи, а нет — выходи и не копти хату. Какие у кого слова?
— У меня!..
— Говори, Пис…
— Я вот предполагаю всем, значит, отметиться, секрет, братцы, не у Щербы, а у меня, все его фигуры я писал, он только накалывал, и сработаю вам сам лучший вензель, так что всем желающим быть в шайке могу сделать вензель серп со звездой и будь готов… будет красовито, что надо!..
— Ладно, примем, дело говорит!..
Самое горячее было «сборище», затронуло каждого, и когда Моряк положил на стол белый лист и сказал— «кто с нами — пишись», на белом листе в разные стороны полезли десятки фамилий.
Совсем к вечеру пацаны разошлись, остался Пис, которому негде было ночевать.
— Слышь, — спохватился Пис, — а что же про пионеров-то не помянул?
— Чудак, напугаются ребята, если сказать прямо, а я с подхода, ты постой…
— Тебя же они и вздуют, с твоим подходом, — заключает Пис.
— Не боюсь, посмотрим…
— Я вот уж боюсь, только не ребят, а Щербу, ищет он меня и, сказывают, сердитый, понимает, что я хочу сам работать, секрет я весь знаю..
— Ничего,
— Ну ладно, спим.
— Храпим…
Ребята заснули, и Ремесленная улица провалилась в черноту южной ночи, только над кротовой норой мигал фонарь, сделанный папиросником Луной из разноцветных папиросных коробок с надписью:
«Клуб морских ребят»
Глава десятая
ЭКСКУРСИЯ В ДРЕВНИЙ КОРСУНЬ
— Вот что, — объявил Моряк, — для нашей спайки надо вместе потолкаться, пошла братва на экскурсию…
Все записавшиеся согласились.
— Экскурсия будет антирелигиозная — политическая…
— Ладно.
Опять согласились и, слыша такие мудреные слова, прониклись уважением к Моряку, а он набирался этой мудрости в отряде.
Пошли в древний Херсонес, где в круглой бухте хорошо и искупаться.
Прошли Севастополь, обошли форты и вот в каменистом бугре увидели какие-то норы.
— Лезь, ребята, — сказал Моряк..
Поглядели экскурсанты — не решаются.
— Чего мнетесь — здесь раньше люди жили.
— Ну, тогда ничего! — Луна полез первый и все потянулись за ним.
— Это вот комната— показал Моряк на круглую выемку. Все огляделись.
Сверху шел мутный свет, и куполообразная пещера была таинственно молчалива. По сторонам ее в камне были выемки для гробов, это была семейная могила, где древние хоронили своих мертвецов, но Моряк действовал политически:
— Это, пацаны-товарищи, полки, на которых и спали и также клали пищу, овощи и разное барахло.
— Каково было плохо древним людишкам в таких трущобах, и где же тут бог, когда сами додумались строить домины, как у нас в Севастополе на Нахимовской!
— Нет его, выходит, — а то бы он сразу дал дома поспособней.
— Правильно говорит, решали пацаны, которые вообще за бога мало держались.
Облазили десятки таких пещер, обтерли бока в узких коридорах и окончательно усвоили, что в таких домах древним было неважно, и бог палец о палец не стукнул для благоустройства.
Когда собрались вылезать, кто-то крикнул:
— Змеи!
И все увидели с десяток черных веревок, которые свивались и развивались в одной куче.
Позеленев от страха, карабкались в узкую дыру, заткнули ее, завязали, дрались, кто не поспел прыгнуть на гробовые полки и, выкатив глаза, ждал неминуемой смерти. Моряк выскочил первый и, с удивительным хладнокровием стоя у самой дыры, призывал к порядку.
Когда все вылезли и оправились от испуга, он сказал:
— Ну, вот видели теперь, как древним-то приходилось?!
— Да-а, — протянули ребята…
— Теперь пойдем на гору, в развалины. — И, похрамывая, потирая ссадины, пошли экскурсанты к развалинам самого города Херсонеса, или Корсунь, как звали его славяне.
Кругом высокого бугра ясно выдавались крепостные стены, а в середине торчали колонны, а на них массивные, изъеденные временем плиты.
Кое-где почти сохранились дома. Ребята эабрались на террасу одного дома, впереди открывался прекрасный вид моря и круглой песчаной бухты.