Путь к океану (сборник)

Тренев Виталий Константинович

Но как ни исчерпывающи и важны были сведения, собранные Гилем, он не собирался возвращаться в Англию через Петербург. Для него важно было лич­но изучить пути сообщения между центральными об­ластями и тихоокеанскими прибрежьями.

Так как теперь путь на Охотск становился вто­ростепенным, а главным должен был быть путь из Якутска на Аян, то Гиль хотел проехать именно этим путем.

Муравьев довольно быстро разгадал, кто такой этот очаровавший иркутское общество иностранец. Он заметил, что Гиль интересуется не столько «таин­ственной Сибирью», сколько некоторыми тайнами ее, особенно любопытными для правительства

островно­го королевства. Муравьеву не нравилось, что любо­знательность господина Гиля направлена на южную часть Охотского моря. Мистер Гиль жаждал поско­рее отправиться в Аян по только что устроенному тракту, а уже оттуда, «как бог пошлет».

Можно было не сомневаться, что «бог» послал уже к берегам Восточной Сибири английское китобойное судно. А счастливая звезда мистера Гиля приведет его именно на это судно.

Муравьеву неудобно было поступать решительно с английским «ученым путешественником». Это могло бы вызвать неприятную переписку с правительством ее величества, окончательно напугать Нессельроде и повредить замыслам Невельского и Муравьева. Сле­довало действовать очень деликатно.

Гиля стали убеждать, что Аян только что основан, что там нет никаких удобств для путешественников; что тракт, только что проложенный из Якутска, не только плох, но и опасен, – все эти доводы не охлаж­дали любознательного путешественника, а, казалось, только торопили его отправиться в путь.

Гиль любезно улыбался в ответ и уверял, что са­мая большая его страсть – путешествия по новым, неведомым и опасным дорогам.

Чиновник по особым поручениям, удивляясь чуда­честву иностранца, сказал в конце концов, что, доведись ему самому, только служебный долг мог бы за­ставить его принять такую муку, как путешествие в Охотск или Аян.

Господин Гиль умалчивал об истинной причине своего путешествия, не упоминая также о двойном окладе и надежде на наградные. Выставив в механи­ческой улыбке зубы и глядя на чиновника холодны­ми глазами, он так объяснял свою настойчивость:

– Когда я вижу новый, только что проложенный через пустыню путь, я испытываю подлинное, ни с чем не сравнимое наслаждение. Я чувствую себя участником победы человеческого гения над враждебны­ми силами природы.

Наконец Муравьев в беседе с Гилем сам реши­тельно заявил, что он категорически протестует про­тив его поездки в Аян, так как не может взять на себя ответственность за драгоценную жизнь господи­на Гиля. Вот, если угодно, на Охотск – пожалуйста. Тамошним трактом пользуются чуть ли не 200 лет.

Мистер Гиль скрепя сердце согласился. Он не предполагал, что капитан Н. Вонлярлярский, началь­ник Охотского порта, уже получил инструкцию отно­сительно него. В инструкции предписывалось ни в ко­ем случае не допускать мистера Гиля к югу от Охотска.

Гиль проделал путь от Иркутска через Якутск до Охотска. Из Охотска он направился на Камчатку и из Петропавловска отбыл в Сан-Франциско. В пу­ти он не упускал случая побеседовать с чиновниками, офицерами и даже с ямщиками и казаками, плохо понимавшими его ломаный русский язык.

Капитан английского китобойного судна, на кото­рое попал в конце концов господин Гиль, представил решающие, окончательные доводы для сложившего­ся уже, готового донесения Гиля.

Китобой сказал, что он несколько раз бывал у бе­регов Сахалина и с севера и с юга и что это не про­лив, а «чертова пропасть». Там тысячи ловушек и опасностей для судна. Несомненно, пески, отмели и подводные банки делают устье Амура совершенно не­доступным. Сам господин Гиль уже твердо верил это­му. Кроме того, изучив лично пути сообщения Восточной Сибири, он считал, что они совершенно непри­годны для регулярных перевозок надлежащего числа грузов, чтобы мало-мальски оживить тихоокеанские владения России. Вывод господина Гиля был таков: пока Россия не завела мощного флота в Тихом оке­ане, владения ее медленно отмирают. Флот завести Россия не сможет, так как не имеет для этого баз и у правительства нет никакого желания по-настоя­щему озаботиться созданием этих баз, даже если бы и нашлись удобные для сего бухты.

Но сведениями господина Гиля его почтенные ше­фы не удовлетворились.

В Иркутск приехал еще один путешественник. Это был тоже турист-ученый, мистер Остей. Он приехал с очаровательной супругой, которая говорила на не­скольких языках. Благодаря этому обстоятельству мистер Остен еще быстрее, чем мистер Гиль, стал любимцем иркутского общества. При милой общи­тельности характера и счастливой внешности госпо­дин Остен не проявлял такой разносторонней и все­объемлющей любознательности, как мистер Гиль. Ин­тересы его были умже, но целеустремленнее.

Мистер Остен занимался геологией. Но и тут он не разбрасывался. Горы, равнины и озера не инте­ресовали путешественника. Больше всего он зани­мался берегами рек, где легко мог наблюдать геоло­гическое строение почвы.

Это была, по-видимому, вполне невинная причуда. Но вскоре выяснилось, что научный интерес внуша­ют мистеру Остену далеко не все сибирские реки.

Остен и его супруга довольно долго прожили в Иркутске. Муравьев разрешал им до известной сте­пени знакомиться с краем. Остен получил возмож­ность побывать в Забайкалье, сопутствуя одному из чиновников, направлявшемуся туда в служебную командировку.

Расторопный и наблюдательный чиновник заметил, что Остен, знакомясь якобы с этнографией, на самом деле стремится обнаружить в разноплеменном насе­лении антирусские настроения. Но когда «путешест­венник» убедился, что усилия его в этом направле­нии напрасны, интерес его к экскурсиям упал. Он стал мечтать об изучении берегов Амура и собирал­ся плыть по течению от Нерчинска до самого моря. Все остальные реки Сибири в смысле геологии были господину Остену без надобности. Муравьев отклонял Остена от этого намерения, ссылаясь на запрещение касаться берегов Амура.

Собираясь отправиться на Камчатку в инспекци­онную поездку, энергично работая по устройству и упорядочению края, Муравьев пользовался всяким случаем, чтобы пробудить в правительственных кру­гах интерес к Амуру. Он яснее, чем кто-либо из са­новников, понимал значение Амура. Опасность поте­ри этой реки для России была реальна. Англия уже внедрилась в Китай, и взоры ее были обращены на север. Завладей она Амуром – Россия перестанет быть ее соперницей на Тихом океане.

Настойчивое любопытство Гиля и Остена сильно беспокоило Муравьева. Не без основания полагая, что Нессельроде не окажет ему действенной помощи в этом щекотливом случае, Муравьев обратился к Пе­ровскому, надеясь, что вмешательство министра внут­ренних дел заставит канцлера обратить наконец вни­мание на серьезность положения.