Путь к Рейхстагу

Кричевский Илья Давидович

Воины, пользуясь теплым весенним днем, отдыхали, делились впечатлениями, кругом стоял шум веселых голосов. Казалось, люди собрались сюда, чтобы поклониться месту, ставшему отныне символом мужества и славы советского народа. Сколько замечательного и волнующего было в этом стихийном празднике!

Конечно, как всегда в таких торжественных случаях, появились любители фотографироваться; группами и в одиночку они позировали перед объективами на фоне рейхстага.

Бурную деятельность проявляли запоздалые кинооператоры и фотокорреспонденты, задним числом пытаясь восстановить упущенные исторические кадры. Они командовали

массовкой, заставляя скромных героев снова повторять то, что уже безвозвратно ушло в прошлое. Так были сняты эпизоды штурма рейхстага и другие «документальные» кадры, впоследствии получившие большую известность.

Здесь, у рейхстага, среди шумящей толпы, я нашел уголок, где можно было расположиться и начать работать. В этой своеобразной мастерской на открытом воздухе я нарисовал двух замечательных воинов — Кошкарбаева и Хабибулина.

Командир взвода Рахимжан Кошкарбаев, молодой лейтенант в кожанке, добежал до рейхстага в числе первых и укрепил над входом штурмовой флаг.

Артиллерист, сержант Николай Хабибулин сопровождал со своей пушкой наступающую пехоту и первым прямой наводкой открыл огонь по рейхстагу.

Герои позировали, стесняясь бойцов, собравшихся вокруг. Не менее смущался и я, слушая замечания зрителей по поводу моих рисунков. Но приобретенная на фронте практика помогала мне сосредоточиться и работать на людях. Признаться, в глубине души я даже был рад, что окружен таким вниманием. Но как мне было нелегко! Точность каждой линии, каждого штриха сейчас же проверялась десятками внимательных, требовательных глаз.

Я уже готовился приступить к очередному рисунку, когда появились корреспонденты нашей газеты и соблазнили меня поразительным предложением—посмотреть на... Геббельса. Вернее, на его труп. Мы уже знали, что он, боясь возмездия, покончил с собой, но увидеть его останки— казалось невероятным.

В помещении какой-то школы, на низком импровизированном столе лежал полу обгорелый труп того, кто многие годы был министром пропаганды Третьего рейха и отравлял ядом фашизма души своих соотечественников. Его высохшее, напоминающее мумию лицо было искажено судорогой.

Особенно поражала приподнятая рука с растопыренными пальцами, застывшими в цепком, хищном движении. Зрелище дополнялось находившимися в глубине комнаты трупами членов семьи Геббельса и последнего начальника штаба сухопутных войск генерала Крепса.

Получив разрешение нарисовать Геббельса, я, волнуясь,, принялся за работу. Эти отпущенные мне двадцать пять минут я провел в каком-то лихорадочном состоянии. Никогда моя рука так точно не работала: я стремился предельно правдиво передать облик одного из злейших врагов нашей Родины, мне казалось, что это необходимо сделать для истории.

Трудно описать, что я тогда чувствовал. Не верилось в реальность происходящего, в то, что после всего пройденного на фронте

я уцелел и сейчас рисую Геббельса, имя которого мы с ненавистью и проклятием произносили все эти годы.

Время быстро текло, дорога была каждая минута, я боялся появления новых посетителей и неожи-

данных помех. Между тем в глубине комнаты работали наши разведчики, сюда привели в качестве свидетелей фашистского вице- адмирала Фосса и шеф-повара имперской канцелярии Ланге. Немцы называли имена, опознавали трупы и сообщали отдельные подробности.

Наконец рисунок был закончен.

Еще раз я оглядел место, принесшее мне столько необыкновенных переживаний, и, бережно прижимая папку, вышел на улицу. А там светило солнце, такое радостное, ласковое, и этот контраст был символичен.

ДВА «РЕЙХСТАГА»

3 мая я попал в редакцию только к вечеру и, усталый, принялся за текущую работу для очередного номера газеты. Но мысли мои все еще неслись по Берлину. Хотелось снова видеть радостные лица бойцов и рисовать без конца. К сожалению, это от меня не зависело; газета требовала ежедневного материала и без художника не могла обойтись.

И вот сегодня я опять у рейхстага. Перед зданием и внутри него— невиданное скопление людей, увеличивающееся ежечасно. Все стены вестибюля покрыты надписями, для новых трудно найти место, и некоторые автографы сделаны уже высоко на карнизах большими буквами, чтобы их можно было прочесть снизу.

Удивительно только, как это наши ребята ухитрились туда добраться.

Заглянул я и в подвал рейхстага.

По рассказам, во время штурма там засело много фашистов, капитулировавших только утром второго мая. Подвалы, действительно, были огромными. Гигантской длины коридор напоминал улицу,

по сторонам его находились помещения, где теперь разместились наши бойцы.

Уже несколько дней я бывал в рейхстаге и, конечно, очень хотел нарисовать его, но все не хватало времени. И вот сегодня я решил во что бы то ни стало осуществить это намерение.

Почти отовсюду рейхстаг был хорошо виден, но изобразить его мне хотелось с той стороны, где проходило основное наступление.

Я пошел по Королевской площади, выбирая место, и остановился около какой-то бетонной будки: с этого расстояния глаз мог охватить массив всего здания.

Здесь шли на штурм рейхстага наши воины. Путь им преграждал ров, который нужно было преодолеть под огнем фашистов. Сейчас через него был перекинут деревянный мостик, построенный нашими саперами, а прежде, как рассказывал Михаил Егоров, здесь лежала длинная труба, которую и использовали при штурме бойцы; по ней же перебирались через ров Мелитон Кантария и Михаил Егоров с завернутым в чехол знаменем.

Место выглядело мрачно: горки изрытой земли, глубокие выбоины, обрубки деревьев, какие-то полуразбитые сооружения, беспорядочно брошенные части строительных машин.