Путь к свободе
Шрифт:
– Передай ей, пожалуйста, огромное спасибо... и надеюсь, она на меня не злиться...
Два удара.
– Значит не злиться... Это очень, очень хорошо. А Лари? Она здесь?!
– при упоминании подруги, глосс дрогнул. Всё ж, по иронии судьбы её предостережение дошло до меня слишком поздно. Хотя, вряд ли бы это что-то могло изменить. Лит прав, рано или поздно... в этом месяце или в следующем, но меня бы всё ровно поймали. Это было ясно давно.
Один удар.
Отлично. Хотя... кто может знать так много о Снежных сёстрах? Да кто угодно... Это может быть и Тамир, и Арти, и Эверио, и Макс... даже сам Эрик может. Хотя,
– А... имя своё ты мне тоже сказать не можешь?
– спросила я, осторожно.
Два гулких удара были вполне предсказуемыми. Что ж... будем искать другой способ.
Пораскинув мозгами, вдруг неожиданно вспомнила, что я всё же эмпат, да только замкнутый барьер не давал мне в полной мере чувствовать того, кто был за стенкой, а отверстие для еды пропускало только отголоски его эмоций. Хотя... Я точно знала, что это парень. Что он очень тепло относится к упомянутым мной девушкам, да и ко мне негатива не испытывает...
– Мы знакомы?
– вот, первая умная мысль за весь вечер.
Один удар.
Круг подозреваемых существенно сузился. И ещё... я очень отчётливо ощутила, что он улыбается.
Честно, очень хотелось продолжить выяснение методом перечисления имён, да только неожиданно послышалось три удара, дверца захлопнулась, и я снова осталась одна...
Он ушёл... Но сам факт, что впервые, за огромное количество времени, я имела возможность с кем-то говорить, радовала почти до безумия. И поднявшись на ноги, я вдруг запела... Какую-то эстрадную фривольную песенку с незамысловатым сюжетом, и горланя во весь голос, принялась выплясывать перед огромными зеркалами.
Потом стянула с кровати простынь, завернулась в неё, как в длиннющее платье... посмотрела на себя... решила, что поверх одежды это выглядит глупо, и, стянув с себя почти всё, принялась примерять огромный кусок ткани на разный манер. Петь при этом я не переставала... хотя даже мой, не совсем приятный голосок, всё ж лучше, давящей тишины.
Что я только не исполняла...
Сначала всё, что смогла сходу вспомнить... потом в голову пришла песенка про шторм... Да только от неё моё настроение мигом опустилось чуть ниже плинтуса. А прямиком за ней в памяти всплыли строчки из песни Иларии:
"...Свой мир он зовёт игрою,
Не верит давно слезам.
Рискуя самим собою,
По жизни идёт он - сам..."
Я глухо рассмеялась, вдруг понимая, что этой пропетой фразой сама дала себе на тот вопрос, что тревожил мою глупую голову уже давно. Тот вопрос, который я себе задавала неоднократно, да только отчего-то упорно не хотела получать на него ответ... Но... теперь я знаю, почему Рио всегда со мной играл. Знаю... Но лучше бы не знала.
Как же тяжело осознавать, что я всегда была для него чем-то вроде непредсказуемого диковатого зверька. Его сердце давно перестало чувствовать... возможно, именно после того, что сделала Ния. А я, по собственной глупости была настолько ослеплена своими безумно сильными чувствами к нему, и совершенно не понимала, что являюсь для Рио всего лишь забавой.
Зато теперь... стоя на развалинах собственной жизни, я, наконец, осознала всю иронию ситуации. Хотя, менять что-то всё ровно бесполезно. Если только сердце мне вырезать или произвести очередное форматирование памяти. Да и то, нет никакой уверенности,
Я села под стену, схватив первый попавшийся лист с рисунком, коих здесь валялось великое множество, и развернув его чистой стороной, принялась записывать... всё, что приходило в этот момент в голову.
... Прощай мой друг... любви не будет.
Пусть правда сердце мне остудит,
И пусть меня за то осудят,
Но душу камню не вернуть...
И пусть я глупо обманулась...
В моря иллюзий окунулась...
В обманных чувствах захлебнулась...
И не найти обратный путь.
Забудь, мой друг... пусть время льётся.
Пусть радость в твою жизнь вернётся,
Пусть счастье губ твоих коснётся...
Я выдержу... а ты забудь.
Пора... прости... года остудят
И связи прошлые разрубят.
И пусть меня любовь погубит...
Но я уйду, а ты забудь.
Строчки ровными рядами ложились на бумагу, превращаясь в корявые стихи...
Наверно, во мне правда что-то сломалась... какая-то заслонка или предохранитель, потому что теперь выражение чувств в кривых рифмах стало моим основным занятием. Сначала писала на оборотных сторонах изрисованных листов. А потом, когда они закончились, стала выводить буквы и прямо поверх рисунков. В общем, довольно скоро моя камера стала напоминать кабинет безумного профессора, потому что исписанные бумажки были повсюду. Где-то целые, где-то скомканные и порванные, но они достаточно плотным слоем покрывали пол комнаты, оставляя только две узкие тропинки: к ванной и отверстию для еды.
Возможно, я бы продолжала писать и ночами, да только в кромешной темноте, которая возникала, когда гасили свет, не так-то легко получалось что-то записывать. Хотя мыслей в голове был целый ворох, и они упорно требовали выхода.
После того дня, когда мне удалось пообщаться с парнем, что приносил ужин, он больше не рисковал хоть как-то давать о себе знать. Теперь поднос с вкусностями стал появляться в комнате почти бесшумно, и я как бы не старалась, поймать этот момент, так ни разу и не смогла. Судя по всему, теперь во время доставки пищи, моё внимание специально отвлекали, как когда-то меня учил Рио. Или я просто была слишком увлечена своим новым занятием, а оно временами затягивало настолько, что окружающий мир полностью переставал ощущаться.
А время шло...
Вопреки всем моим предположениям и ожиданиям ни Эрик, ни какой другой представитель Совета, ни даже Литсери так ни разу ко мне не пришли. И если бы ни еда, что неизменно появлялась у дверцы в стене, я бы могла подумать, что про меня просто забыли.
Решив, что слишком расточительно так бесполезно тратить драгоценное время, я решила возобновить свои тренировки. Только теперь они занимали по моим скромным подсчётам не меньше двух часов, хотя... вносили огромное разнообразие в мою малоподвижную жизнь. А ещё, я стала рисовать на стенах. Бумага- то кончилась, а желание творить осталось. Так вскоре моя белая камера медленно стала превращаться в разноцветную, а большая пачка карандашей сточилась до мелких обрубков. Эх, дали бы мне краски... Или бумаги побольше... Да и писать чем-то надо было...