Путь к жизни
Шрифт:
Сидевшие вокруг костра согласно закивали: было бы неплохо. Было бы. Но это - дело почти несбыточное. И потому шкура матёрого зверя ценится в пять раз дороже шкуры годовалого щенка. Даже летняя.
– Сегодня пойдёте?
– прервал задумчивое молчание старик.
– Пойдём, - кивнул Грим.
– У нас и так всего две ночи. Что время терять?
– Хорошо, - согласно приопустил веки пастух. Великана он знал давно и потому не стал говорить об отдыхе после дороги. Что же касается чужака, проглядывало в нём что-то, чего не замечали глаза молодых. Что именно, орк ответить затруднился бы, но всё равно был уверен - этот тоже в засаде не заснёт.
– Они от Птичьей Лапы пойдут. Мы там, в стороне, козла привяжем. Бодливого, - послышались
Посидев ещё полчаса, все стали расходиться: кто - в засаду, кто - собирать стадо на ночь. Тщательно выбрав место сначала напарнику, а потом себе, Грим расстелил старое полотнище, сшитое из бараньих шкур, разложил поудобнее дротики и приготовился ждать. Чуть дальше к Птичьей Лапе возился и недовольно взмекивал тот самый бодливый козёл, привязанный длинной верёвкой к вбитому в землю колышку, а за спиной, нахально щурясь серым пятном на снежно-белом лике, с медленной торжественностью взбиралась в зенит Большая Луна. Именно на ней, как утверждали жрецы, находились дворцы богов. Именно оттуда они наблюдали за подвластным миром. Что же касается её сестры, Малой Луны, - вполовину меньшей по величине и значительно менее яркой - она предназначалась для душ, закончивших круговорот смены жизней (по каким признакам это определяется, храмовники не говорили, лишь делали многозначительные лица), а также для тех, кто ожидает очередного перерождения. И размещались покинувшие земное существование вполне обычно: на светлой стороне - праведники, на тёмной - грешники. Так говорили служители богов. Так думали те, кто им верил. И потому нередко можно было услышать: "Чтоб мне на светлую сторону не попасть!" - или: "Чтоб тебя с тёмной стороны не выпускали!"
Сам Гримгирд таких выражений не употреблял. Он верил словам деда - настоящего великана, а не просто большого человека. "В мире есть две главных силы, - объяснял старик уютно устроившемуся у него на коленях внуку, - Огонь и Холод. Это они создали мир. И это из них он состоит. И когда кто-то умирает, он становится частицей Огня или Холода. А что касается хорошего и плохого… Тут, малыш, думать только тебе. Потому что люди изменчивы, и то, что сегодня считают хорошим, завтра будут считать плохим… Понимаешь меня?
– маленький Грим тогда, конечно же, кивнул, однако старик не поверил: - Ничего. Поймёшь когда-нибудь. Главное - помни!"
Из воспоминаний здоровяка вырвало возмущённое блеяние: вредная скотина металась на привязи, пытаясь рвануть в бой, но крепкая верёвка не пускала. В той стороне, куда были направлены острые длинные рога, Грим разглядел несколько сгустков тьмы. Подхватив дротик, он резко оттолкнулся левой рукой от земли и метнул его в ближайшую тень. "Попал!" - радостно отметило сознание, и сразу же от лёжки чужака один за другим донеслись два щелчка тетивы. "Быстро что-то, - засомневался здоровяк, поднимая второй дротик и всматриваясь в темноту.
– Если промазал, придётся стрелы потом искать". Чуть прищурив глаза, он всматривался в ночь, выискивая очередную цель. Однако, к огромному разочарованию великана, ничего не находил, да и козёл, как-то вдруг перестав беситься, теперь просто громко орал, то ли жалуясь на свою козлиную судьбу, то ли выражая презрение трусливо сбежавшим врагам.
– Хасси!
– наконец позвал Грим, поднимаясь на ноги.
– Хасси! Идти! Искать!
Через пять минут, глядя на двух убитых напарником волков, великан почесал в затылке:
– И как это у тебя получилось, а?
Хассрат, догадавшийся о смысле вопроса, порадовался незнанию языка. При желании он мог видеть в полной темноте. Не так хорошо и далеко, конечно, как на свету, но на сотню шагов - очень даже сносно. Вот только рассказывать о своих необычных способностях считал преждевременным. В конце концов, именно из-за них им пришлось бежать. Поэтому, даже не пытаясь хоть как-то ответить, воин осторожно вырезал ножом стрелы, затем ухватил обоих добытых зверей за передние лапы и не спеша зашагал в сторону стоянки: на сегодня охота, похоже, была закончена.
Через день, неся три свёрнутых в рулон шкуры и таща за собой двух упитанных баранов (благодарные пастухи хотели ещё и того самого козла всучить, но не получилось), довольные охотники отправились обратно. Волчица явно решила, что трёх потерянных щенков с неё достаточно, и увела выводок. Не забыв, правда, напомнить двуногим, кто именно хозяин в этих горах. Во всяком случае, именно так истолковал Хассрат дружный вой, раздавшийся под конец второй ночи и переполошивший стадо. Перепуганные животные, никогда раньше не слышавшие подобного "концерта"настолько близко, чуть было не понеслись в сторону ближайшей пропасти. Положение спас старик, издавший своей лужёной глоткой нечто неописуемое.
– Крик прародителя, - пояснил орк позже.
– Мальчик не станет воином, пока не сможет его повторить, - о том, что это было далеко не единственным испытанием, пастух говорить не стал. Потом как-нибудь. Может быть. Если захочется вспомнить молодость.
Последние три недели Словоблуд находился в состоянии тихой ярости, постоянно вспоминая и проклиная тот день, когда сделал неправильный выбор. Тогда к нему в камеру вошёл маленький пухлый жрец и тихим, лишённым каких-либо эмоций голосом предложил выбирать между петлёй и служением Справедливому. Словоблуд от радости готов был по потолку бегать. Недоумок.
Прежде всего от него потребовали отдать кровь.
– Вы же понимаете, брат, - ласково улыбаясь, объяснял долгорясый, - что заниматься вы будете очень щекотливыми делами. И Храм должен… Да что там должен?! Просто обязан быть уверенным в сохранении своих секретов!
Затем Словоблуда и два десятка таких же глупцов привели в большую комнату, где на примере какого-то бедолаги показали, чем грозит разглашение тайны или даже просто невыполнение приказа. А потом… За всё время своей разбойничьей вольницы бывший главарь, а ныне служитель - тайный!
– Справедливого не пролил столько крови, сколько за последние три года! И всё ради очередного слуха о появлении сотворённой мерзкими некромантами нежити, уничтоженной потом доблестными паладинами в рясах. Хотя нет, не всё. Ещё были те, кому Храм не мог либо опасался предъявить обвинения открыто. Неугодные - ах, какая жалость!
– становились жертвами ночных грабителей или работничков с большой дороги. Или сгорали в ни с того, ни с сего запылавших среди ночи домах. Или… Или.
В последний раз им приказали добраться до одной из глухих деревенек в предгорьях, забрать оттуда годовалого мальчишку и целым и невредимым доставить в один из захолустных монастырей. Дело как дело. Что придётся убить родителей, не пожелавших отдать своё дитя жрецам добровольно, никого не беспокоило. Сами виноваты.
Сложности начались, когда отряд добрался до места: сначала их направили совсем в другой конец селения, потом оказалось, что нужная семья успела сбежать… Помянув Неправедного, Словоблуд с минуту раздумывал, не спалить ли пару домов, однако это означало дать беглецам лишнее время, да и угрюмые мужики с вилами и топорами в руках, поглядывающие из-за заборов, вовсе не выглядели такими уж беззащитными. Поэтому, плюнув на землю и пообещав себе на обратном пути обязательно сюда заглянуть, он приказал начать погоню.
Погоня… Как красиво врут про неё в трактирах! Как заливаются пьяные проходимцы, описывая бешеную скачку по холмам и оврагам! Как красочно расписывают попадающихся на пути красавиц, готовых за мимолётный поцелуй показать тайную тропинку, позволяющую нагнать добычу!
Погоня. Да, у них были лошади, вот только беглецы уходили по такому густому лесу, что скотина не столько помогала, сколько задерживала, а посылать кого-то с животными в обход… Куда? Двуногая дичь постоянно петляла, запутывая преследователей, и когда наконец выяснилось, что направляется она к горам…