Путь к золотым дарам
Шрифт:
— Вижу в тебе дух великого воина. Бери Секиру Богов и истреби для начала тех, кто тянет к ней руки. Эти два царя и их волхвы не должны уйти живыми с Карпат. Кельты и сарматы — наши старые враги. Но самые опасные враги — римляне. Помни об этом, будущий царь даков! Я это понял слишком поздно, когда растратил жизнь на других врагов.
Призрак замолк и скрылся в темноте. Рассеялся и чёрный дым. Децебал торжествующе взглянул на дядю. Тот сухо кивнул, бросил нехотя: «Бери тридцать всадников», — и обрадованный юноша легко побежал вниз по склону. Диурпаней с досады прикусил губу. Хорошо, что дружинники всего этого не видели! Его, царя даков, Биребиста даже не заметил.
А мальчишка теперь совсем ошалеет от гордости. А самого Биребисту вызывали именем
Валент радовался, но меньше всего думал при этом о своём рассеянном по миру народе. Отечество мудрого — весь мир, а предназначение — повелевать невеждами, всеми этими великими царями и непобедимыми воинами. Склоняется же мудрый лишь перед более мудрым. Валент небрежно развернул перед Реметалком папирус с чертежом:
— Вот расположение светил над Черной горой на ближайшие дни. Не очень благоприятно для нас — Сатурн не слишком силён, но и для этих воинов Солнца тоже: осеннее равноденствие уже прошло, Солнце слабеет. Я рассчитал по египетской системе. Надеюсь, она знакома и тебе: великий Декеней учился в Египте. Кстати, я был бы рад ознакомиться с папирусами, оставшимися после него. Здесь, в глуши, порой сохраняется такое, чего не найдёшь и в старейших храмах Тота.
Реметалк склонился над чертежом. Он не был рад появлению соперника, но уважал его как знаток знатока. Оба они владели знанием, недоступным простым смертным — и даже стоявшему рядом царю. Перед ним мудрецы не должны были показывать, насколько они подвластны мирским страстям.
Отряд Децебала мчался на север, к долине Тисы. Реяли по ветру конские гривы, развевался красный матерчатый хвост серебряного дракона, служившего знаменем отряду. Вперёд, к таинственному храму, навстречу неведомым царям, племенам, демонам! Это первый из его великих походов, а будут и ещё — от Рейна до Днепра, а может быть, и до самого Рима! Он, конечно, победит и надменного Цернорига, и неведомого Ардагаста, а потом, с Секирой Богов, разве сможет он уступить Биребисте? Тем более когда рядом с ним — новый Декеней. Не пещерный медведь Реметалк, а Валент, исходивший весь мир, опытный и бесстрашный в чародействе, как сам Децебал — в бою.
ГЛАВА 4
Конец чёрного храма
Над морем буковых лесов и дубрав поднималась гора. У её подножия сливались две быстрые, неспокойные реки. Вода в них была одинаково светлая и чистая, но западная река звалась Чёрным Черемошем, а восточная — Белым. А по другую сторону Карпат точно так же сливались, стекая с Черной горы, две реки, и северную называли Черной, а южную — Белой Тисой. Восток и юг принадлежат Белбогу, а север и запад, край смерти — Чернобогу.
На вершине горы лежала громадная, больше человеческого роста, каменная глыба. На её поверхности были во множестве высечены знаки Земли и Солнца, Мокоши-Лады и Даждьбога: четырёхугольники, круги, кони. И вершину, и глыбу называли Писаным Камнем. Сейчас вокруг глыбы застыли в почтительном молчании двенадцать воинов и леший. На самом камне столь же безмолвно стояли на коленях пятеро: Ардагаст, Вышата, Святомысл и обе волхвини. Между ними стояла наполненная водой Колаксаева Чаша. На Востоке Зореславич не раз слышал о чаше Солнечного царя Джамшида. В той чаше можно было увидеть что угодно, скрытое расстоянием и преградами. Венедские волхвы использовали для этого деревянную чару или блюдце с яблоком, греческие и римские маги предпочитали металлическое зеркало.
Сегодня Вышата с Ардагастом впервые решились употребить на это Огненную Чашу. Чёрная гора представляла собой целый хребет с десятком вершин, протянувшийся с северо-запада на юго-восток от Снежной горы, высочайшей в Карпатах, до горы Жрец Даждьбог. И неизвестно было, где искать храм, защищённый и укрытый к тому же могучими и опасными чарами. Ни обычная чара, ни блюдце, ни сарматское серебряное зеркало не помогали, являя лишь чёрный туман да злобные рожи демонов.
Ищущая мысль четырёх чародеев, усиленная чашей, устремлялась на запад. Без этой мысли и умения её сосредотачивать и направлять даже Колаксаева Чаша могла бы показать не больше обычной чашки с водой. Поначалу был виден лишь тот же клубящийся туман. Затем он раздался, открывая несколько вершин, самую высокую из которых увенчивала скала, похожая на человека в длинном плаще волхва. У подножия горы показалось озеро, окружённое зарослями пожелтевшей осоки и камыша. У озера стояла небольшая усадьба: мазанка, загон для овец, сеновал. Во дворе женщина с красивым бледным лицом и распущенными тёмными волосами, в сорочке и кептаре доила овец. Высокий сильный мужчина с чёрными усами, в плаще и войлочной шапке подошёл к женщине и обнял её рукой за плечи. Другой рукой он опирался на боевой топор. Потом вода задрожала и видение пропало.
Вышата в недоумении почесал бороду:
— Это гора Жрец Даждьбог. Я видел её издалека. Ещё слышал, под ней есть озеро Маричейка, посвящённое Моране. Неужели Декеней решился бы в таком святом месте ставить храм Чернобогу? И кто эти люди? На волхвов не похожи, на колдуна с ведьмой — и подавно.
— Да, на ведьму она не похожа, даже на природную. И всё равно она какая-то... непростая, — задумчиво сказала Милана.
— Да, словно русалка, по-человечески одетая, — заметила Мирослава.
— Скажешь тоже, Рыжуля! Чтобы русалка овец доила? — засмеялась Милана.
— В этих Карпатах всё по-особому, — вздохнул Святомысл.
— Вижу одно: этот храм так зачарован, что даже Колаксаева Чаша его показать не может. Но если показала этих двоих, значит, они о храме что-то знают, друзья они или враги тем, кто его ставил, — рассудил Вышата.
— Выходит, сам Даждьбог нам указывает путь к своей горе, — решительно поднялся Ардагаст.
Святомысл бросил взгляд в сторону заката:
— Путь твой на запад, по Чёрному Черемошу, к Черной горе, в Чернобожье логово... Не найдёшь ли там свой закат, Солнце-Царь? А для нас, для всего днестровского края снова чёрная ночь настанет.
— Для этого и иду, чтобы не настала. Нельзя эту Секиру в злые руки отдавать. И не место бесовскому гнезду в святых горах, — твёрдо сказал Зореславич.
— Иди, и да хранят вас всех светлые боги. А я дальше не пойду. Не думайте, что струсил, — я ведь всю жизнь Белбогу служил рядом с друидским вороньим гнездом. Только вы весь свет прошли, а я дальше Медоборов нигде не бывал.
— Мы и не укорим тебя, верховный жрец приднестровский. Твоё место там, на Богите. А наше — в походе. Молись за нас Роду и не спеши хоронить, — тепло сказал царь росов и обнял Святомысла.
А Карпаты поднимались вокруг, молчаливые, загадочные. Снизу золотые от осенней листвы, сверху тёмно-зелёные от елей и смерек. Ещё выше вставали безлесные вершины гор и белая шапка Снежной горы. Горы молча приглядывались: что за люди явились и с чем? С добром ли?
Небольшой конный отряд двигался вверх по долине Чёрного Черемоша. Сам царь с царевичем, четверо дружинников, Морвран с Бесомиром да двое пёсиголовцев — вот и всё, что осталось от царства бастарнов. Даже коренные бастарны не хотели больше сражаться за Цернорига, а уцелевшие друиды попрятались по лесам. Угрюм и безмолвен был царь. Он не упрекал никого, не отводил душу в брани или насмешках. Много ехидного можно было бы сказать насчёт верховного друида, но спасти царство могло теперь только чудо, и только царь друидов мог его сотворить. Почти не разговаривал царь и с сыном. Можно ли упрекать кельта за излишнюю храбрость? Даже если из-за неё было проиграно сражение. Тем более, что Гвидо не бежал, как его отец, а лежал на поле боя без сознания, пока какие-то венеды не принялись стаскивать с него золотую гривну. Тогда царевич вскочил, убил четверых венедов и одного сармата, завладел его конём и с трудом отыскал отца.