Путь Киартаны
Шрифт:
Маг говорил в кабинете, она не сразу это поняла, и успела испугаться. Голос доносился из пролома в полу, тихий и глухой, но даже с середины чердака Киартана прекрасно всё слышала.
– Мне удастся возвратиться до праздника? – спросил Мерион.
– Боюсь, Магистр наметил первую встречу на тринадцатое, – ответил юный мужчина, которого она не знала.
Мерион долго не говорил, но незнакомец терпеливо ждал.
– Хорошо. Да будет так, – Маг поднялся и прошёл по комнате. – Останешься на ужин?
– Прошу простить меня…
– Понимаю, Александр, но не будешь же ты всю жизнь
– Не хочу пугать детей.
Они долго говорили о прошлом, об Ордене, о войне и Бассах. Киартана не хотела подслушивать, но не смогла заставить себя прекратить.
Вечером Мерион лично поднялся на чердак и удовлетворённо прошёлся по залу. Киартана испугалась, что он обнаружит пролом в полу, и поспешила отвлечь его.
– Мастер, – обратилась она, – в комоде я нашла странную шкатулку. – Киартана встрепенулась и поднесла её магу.
Мерион несколько минут крутил её в руках и рассматривал измученным грустью взглядом, а затем заговорил, не поднимая глаз.
– Здесь хранится моё сердце, – ответил маг, отдавая ей шкатулку, – не разбей его.
Киартана долго думала над его словами, но не нашла в них подсказку.
Мерион действительно начал следить за каждой её медитацией, и перестал отправлять «в заключение», но Киартана знала, что совсем скоро он уедет на Совет, и вела себя хорошо. Ей не хотелось, чтобы мастер придумал ей другое наказание, а в его отсутствие она могла быть с Афелией хоть целыми днями.
Перед отъездом Мерион собрал всех учеников и назначил Ильнара старшим.
– Почему он? – поразился Рим, но Мерион не изменил своего решения, а лишь посоветовал ребятам тренироваться и не терять форму.
Лишь Киартана вняла совету мага. Каждое утро она набирала и свою бочку, и бочку ребят, которую они давно забросили. Однажды Ильнар вышел помочь. Он носил вёдра в руках, а она – поднимала их силой. Ильнар оказался вовсе не горд и достаточно смел, чтобы заговорить.
– Что сделать, чтобы ты нас простила? – спросил он так неожиданно, что Киартана растерялась с ответом. Она остановилась, и вёдра, что она держала в воздухе, с грохотом упали на землю и разбились под весом воды. – Ты ходишь вечно обиженная, почти не разговариваешь с нами! Что мне сделать?
– Я думала, вы не хотите говорить со мной… – призналась она. – ну вот, я вся вымокла. – Киартана попыталась вытряхнуть воду из башмаков, но и её штаны промокли до нитки. – Ты это специально! Вечно вы мешаете…
– Прости, я наберу бочки вместо тебя, – стушевался Ильнар.
– Вот ещё, – оскорбилась Киартана, – сама справлюсь, мне помощь не нужна. – она пошла к дому, но Ильнар быстро нагнал её.
– Знаешь, почему я не ушёл? – не отступал он. – Там, в поместье, у меня было всё, что пожелаю. Я любил лимонные пироги, и повара подавали их мне по первому требованию, без промедления. Но в тот день, ещё до того, как Мерион меня выбрал, я увидел все пренебрежительные взгляды. Услышал оскорбления, сказанные шёпотом. Мать могла остановить их, никто бы не посмел, но она хотела, чтобы я слышал, ибо сама боялась признать правду…
Только теперь Киартана заметила, что Ильнар похудел и возмужал, его взгляд стал решительным, серьёзным. Меньше чем за три года
– Она показала мои слабости, и я понял… – Киартана намеренно ускорила шаг, но Ильнар всё не отставал. – Там, в поместье, моими друзьями были сладости, диван с кроватью да бродячие музыканты и артисты, которых приглашала мама. У меня не было настоящих друзей.
– И чего ты привязался! – огрызнулась Киартана, повернувшись к нему. – Мне не нужны морали!
– Ты не должна быть одна…
Киартана хотела толкнуть его, ударить, оскорбить, но он был прав. Ей едва удалось сдержать слёзы, она не могла заговорить, не выдав своей слабости, а потому развернулась и бросилась прочь.
Она снова вспомнила, как Мерион отчитал её впервые. Мама говорила, он желает ей лишь добра, но Киартана снова видела суровый взгляд мага и слышала его слова:
«А если продолжишь перечить – обе бочки…»
Киартана ворвалась в дом, но не отправилась в свою комнату, а поднялась сразу на чердак. Она заслужила заключение, заслужила остаться в одиночестве навсегда. Её взгляд упал на шкатулку, но та лишь раздражала. Мерион ждал, что Киартана справится, хоть знал, что она делает всё ему наперекор.
– Не разбить твоё сердце! – выкрикнула Киартана, подскочила к комоду, схватила шкатулку и с непримиримой яростью бросила в стену.
Дерево треснуло, обнажив внутри полость, а затем шкатулка вспыхнула изнутри, осветив все скрытые швы. Киартана безвольно упала на пол, понимая, что вновь огорчила учителя.
Она решила остаться в «чердачном заключении» навсегда. Когда огонь угас, Киартана открыла ещё горячую, обожжённую, но не сгоревшую деревянную шкатулку. В небольшой полости лежал, почерневший от пепла медальон на цепочке с круглым треснувшим пополам камнем.
Киартана отнесла его в кабинет Мериона и положила магу на стол. В кухне взяла немного хлеба, сала и воды, чтобы не умереть с голоду, большего ей не требовалось, и, с решимостью во взгляде, отправилась в своё «вечное заточение».
– Нет, мама, я не спущусь, – говорила Киартана через закрытую дверь. – Я заслужила остаться здесь навсегда.
Мама несколько раз приходила к двери, и они подолгу говорили, но Киартана так и не открыла.
Мастер вернулся, и Мариса тем же вечером пришла к Мериону на разговор. Киартана услышала отдаленные голоса в проломе пола и сосредоточилась на них.
– Мерион! – дрожащим голосом говорила мама. – Она уже несколько дней не спускается, что мне делать… нет, что нам делать? Киартана боится вас!
– Полагаешь, я слишком строг? – спросил маг, обдумав её слова.
– Ребята не приняли её, вы наказываете одиночеством за любую провинность! – мама подошла ближе. – Мерион, не будьте так строги!
– Этот камень и медальон, я сделал сам, – Киартана сразу поняла, о чём говорит маг. Кровь в её висках шумела всё сильнее. – Я сделал его для своей невесты, Насти… Но она погибла, так и не надев его… Вот увидишь, Мариса. Эта девочка сильней, чем кажется. Её настойчивость и непокорность нельзя поощрять. О, она часто будет спорить и, пока могу, я должен усмирить её, иначе вскоре она вовсе перестанет меня слушать.