Путь королей
Шрифт:
Сзет с трудом поднялся, перед глазами все плыло. Одна сторона лица кровоточила, из раны поднимался буресвет, ослепляя левый глаз. Свет. Он исцелится, если успеет. Его челюсть отвисла. Сломана? Клинок выпал из рук.
Впереди возникла массивная тень; из осколочного доспеха вытекло столько буресвета, что королю трудно было двигаться. Но он приближался.
Сзет закричал, упал на колени и, заполнив деревянный балкон буресветом, плетением связал его с землей. Повеяло ледяным холодом. Буря взревела, перетекая через руки Сзета в дерево. Он протягивал потоки силы между балконом и землей еще и еще раз. В
Король замер.
Сзет в пятый раз скрутил плетение между балконом и землей. Опорные балки треснули, вся конструкция начала разрушаться. Неправедник вскрикнул, невзирая на сломанную челюсть, и использовал последние капли буресвета, чтобы плетением привязать себя к стене здания. Падая, он промчался мимо изумленного Гавилара, потом ударился о стену и покатился по ней кувырком.
Балкон рухнул, и король, теряя под собой опору, успел бросить на Сзета потрясенный взгляд. Падение было недолгим. В свете луны убийца мрачно наблюдал – одним глазом, сквозь туман, не желавший рассеиваться, – как его жертва грохнулась на каменные плиты. Стена дворца дрогнула, а треск сломанного дерева эхом отразился от ближайших построек.
Сзет, все еще пребывавший на стене, со стоном выпрямился. Он ослаб – слишком быстро израсходовал весь буресвет, измотал собственное тело. Спустившись, убийца подошел к обломкам. Он с трудом держался на ногах.
Король был еще жив. Осколочный металл должен был защитить человека от такого падения, но там, где Сзет чуть раньше разбил одну из пластин, торчал длинный окровавленный кусок дерева, пронзивший монарха насквозь. Убийца опустился на колени, изучая перекошенное болью лицо. Волевые черты, тяжелый подбородок, черная с белым борода, пронзительные бледно-зеленые глаза. Гавилар Холин.
– Я… ждал… тебя, – выдавил король сквозь судорожные вдохи. Сзет пошарил под нагрудной пластиной доспеха, нащупывая ремни. Расстегнул их и снял нагрудник, на внутренней части которого обнаружились драгоценные камни. Два треснули и сгорели. Три еще светились. Сзет отрешенно вдохнул их свет, втянул его в себя.
Буря внутри ожила. Поток света заструился из ран на его лице, восстанавливая поврежденную кожу и кости. Боль по-прежнему была сильной; буресвет исцелял отнюдь не мгновенно. Пройдут часы, прежде чем он придет в себя.
Король закашлялся:
– Скажи… Тайдакару… что уже слишком поздно…
– Не знаю, кто это, – невнятно из-за сломанной челюсти сказал Сзет. Он отвел руку в сторону, вновь призывая осколочный клинок.
Король нахмурился:
– Тогда кто?.. Рестарес? Садеас? Я и не думал…
– Меня послали паршенди. – Десять ударов сердца, и меч, влажный от росы, упал в ладонь.
– Паршенди? Бессмысленно. – Гавилар закашлялся и дрожащей рукой потянулся к груди, нащупывая что-то в кармане. Вытащил небольшую хрустальную сферу на цепочке. – Забери. Они не должны это получить. – Он начал терять сознание. – Передай… передай моему брату… пусть разыщет самые важные слова, какие только может сказать мужчина…
Гавилар замер.
Сзет помедлил, потом наклонился и взял сферу. Она была странная, не похожая на те, что он видел раньше. Совсем темная, но из нее как будто лился черный свет.
«Паршенди? Бессмысленно».
– Теперь все бессмысленно, – прошептал Сзет, пряча сферу. – Все рушится. Мне жаль, король алети. Сомневаюсь, что тебе есть до этого дело. По крайней мере, теперь. – Он встал. – Ты хотя бы не увидишь, как миру и всем нам придет конец.
Рядом с телом монарха из тумана соткался осколочный клинок и со звоном упал на камни подле умершего хозяина. Он стоил целое состояние; королевства рушились, когда мужчины начинали соперничество из-за одного меча.
Во дворце раздались тревожные крики. Сзету следовало уходить. Но…
«Передай моему брату…»
Соплеменники Сзета считали предсмертные просьбы священными. Он взял руку короля, окунул в его собственную кровь и написал на деревяшке: «Брат. Разыщи самые важные слова, какие только может сказать мужчина».
Сделав это, Сзет растворился в ночи. Королевский клинок он оставил – зачем ему еще один?
Тот, что у него есть, уже достаточное проклятие.
Часть первая
Выше тишины
КАЛАДИН · ШАЛЛАН
1
Благославенный бурей
«Вы меня убили. Мерзавцы, вы меня убили! В небе еще пылает жаркое солнце, а я умираю!»
Пять лет спустя
– Я умру, да? – допытывался Кенн.
Бывалый ветеран глянул на Кенна. У старого воина была густая, коротко подстриженная борода. На висках серебрилась седина.
«Я умру, – подумал Кенн, сжимая скользкое от пота древко копья. – Я умру. О Буреотец. Я умру…»
– Сынок, тебе сколько лет? – спросил ветеран.
Кенн не помнил, как зовут этого мужчину. Было тяжело вообще хоть что-то вспомнить, наблюдая за тем, как по ту сторону усеянного камнями поля строится армия противника. Враги действовали аккуратно и организованно. Воины с короткими копьями в первых рядах, за ними – те, что с длинными и метательными; лучники с флангов. Обмундирование темноглазых лучников было почти таким же, как у Кенна: короткие кожаные колеты и юбки до колен, простые стальные шлемы и такие же нагрудники.
Светлоглазые, в большинстве своем в полных доспехах и верхом на лошадях, были окружены гвардейцами в нагрудниках. Последние отсвечивали пурпурным и темно-зеленым. Имелись ли среди них владельцы осколочного оружия? Светлорд Амарам им не обладал. А его люди? А что, если Кенну придется сразиться с таким противником? Обычные солдаты не убивают тех, кто вооружен осколочным клинком. Подобное происходило так редко, что каждый случай превращался в легенду.
«Это взаправду», – подумал он, ощущая растущий ужас. Их не собираются муштровать. Не погонят на учебный бой в полях, с палками. Это по-настоящему. Перед лицом фактов – его сердце колотилось в груди, точно испуганный зверь, ноги едва слушались – Кенн внезапно понял, что он трус. Не стоило ему покидать стада! Не стоило ему…