Путь королей
Шрифт:
В памяти Далинара против воли всплыл отрывок из «Пути королей». Ему читали эту книгу чаще, чем князь сказал Адолину.
«Я однажды увидел, как тощий человек несет на спине камень больше собственной головы. Незнакомец спотыкался от тяжести и был в одной лишь набедренной повязке, так что солнце жгло его кожу. Он продвигался по оживленной улице. Люди расступались перед ним. Не потому, что уважали, а потому, что боялись, как бы он на них не налетел. Когда видишь такого человека, сразу хочется уйти с дороги.
Монарх на него похож – он бредет по дороге, спотыкаясь, и несет свое
В тот день я выбрался из своей кареты и, забрав камень у этого человека, понес. Думаю, моих охранников это расстроило. Можно не обращать внимания на полуголого беднягу, занятого таким трудом, но никто не может не заметить короля, который взвалил на себя подобную ношу. Возможно, нам следует чаще меняться местами. Если станет ясно, что король готов разделить с беднейшими их груз, то, вероятно, кто-то захочет помочь ему с его собственным грузом, невидимым, но внушающим страх».
Далинар был потрясен тем, что вспомнил историю полностью, хотя удивляться нечему. Пытаясь разузнать смысл последнего послания Гавилара, он требовал, чтобы ему читали эту книгу почти каждый день на протяжении нескольких месяцев.
Он был разочарован, когда понял, что ясного смысла у оставленной Гавиларом цитаты нет. И все равно продолжал слушать, хотя и старался скрывать интерес. Репутация у книги неважная, и не только потому, что ее история связана с Сияющими отступниками. Рассказы о монархе, который трудится вместо чернорабочего, были не самой неудобной ее частью. Кое-где в ней напрямую говорилось, что светлоглазые по своему положению находятся ниже темноглазых. Это противоречило воринским доктринам.
Да, лучше о таком не распространяться. Далинар был искренен, когда сказал Адолину, что его не заботят пересуды. Но если слухи мешают защищать Элокара, значит они опасны. Следовало соблюдать осторожность.
Он развернул лошадь и направил ее на мост, а потом в знак благодарности кивнул мостовикам. В войске они занимали самое низкое положение, но при этом носили королей на своих плечах.
16
Коконы
Семь с половиной лет назад
– Он хочет послать меня в Харбрант, – сказал Кэл, сидя на высоком камне. – Чтобы я там выучился на лекаря.
– Серьезно? – Лараль прохаживалась по валуну прямо перед ним.
Она балансировала, раскинув руки, и ветер играл ее черны ми распущенными волосами, в которых блистали золотые прядки.
Необычные волосы. Но разумеется, еще более необычными были ее глаза – бледно-зеленые, яркие. Совсем не такие, как карие и черные глаза горожан. Все-таки светлоглазые сильно отличаются от простолюдинов.
– Да, серьезно. – Кэл тяжело вздохнул. – Он об этом говорит вот уже пару лет.
– И ты мне не сказал?
Кэл
Он чувствовал странную печаль, когда глядел на эти склоны со множеством погруженных в работу крестьян. Темно-коричневые полипы, вырастая, превращались в дыни, заполненные зерном. Подсушенное, это зерно кормило целый город и войска их великого князя. Ревнители, что посещали их края, старательно объясняли: Призвание фермера – благородное, одно из высших, не считая Призвания солдата. Отец Кэла бормотал себе под нос, что, по его мнению, больше чести в том, чтобы кормить королевство, чем в том, чтобы сражаться и умирать в бесполезных войнах.
– Кэл? – настойчиво спросила Лараль. – Почему же ты мне не сказал?
– Прости, я сомневался, что отец настроен серьезно. И решил промолчать.
Это была ложь. Он знал, что отец не передумает. Кэл просто не хотел говорить о том, что ему придется уехать и сделаться лекарем, – особенно обсуждать это с Лараль.
Она уперла руки в боки:
– Я думала, ты собираешься стать солдатом.
Кэл пожал плечами.
Девочка закатила глаза и перепрыгнула со своего валуна на тот, где сидел он.
– Ты разве не хочешь стать светлоглазым? Добыть осколочный клинок?
– Отец говорит, такое случается нечасто.
Она присела рядом с ним:
– Уверена, ты мог бы этого добиться.
До чего же у нее яркие глаза, мерцающие зеленым, цветом самой жизни…
Кэл все сильнее понимал, что ему нравится смотреть на Лараль. Он знал, в чем причина. Отец объяснил ему, что такое взросление, с хирургической точностью. Но оказалось, что в этом деле весьма важную роль играют чувства и эмоции, по поводу которых стерильные описания отца ничего не проясняли. Некоторые эмоции касались Лараль и других девушек из города. Иные возникали, когда его без предупреждения окутывала тоска, словно укрывая причудливым одеялом.
– Я… – начал Кэл.
– Погляди-ка. – Лараль вновь забралась на свой валун. Ее красивое желтое платье трепетало на ветру. Еще год, и она начнет носить перчатку на левой руке – так принято было указывать, что девочка превратилась в девушку. – Ну же, вставай. Посмотри туда.
Кэл заставил себя подняться и повернулся к востоку. Там у корней крепких маркеловых деревьев темнели густые заросли лохматника.
– Что ты видишь? – требовательно спросила Лараль.
– Коричневый лохматник. Кажется, мертвый.
– Там Изначалье, – сказала она, тыкая пальцем. – Это буре-земли. Отец говорит, мы тут словно ветролом, что защищает более нежные края на западе. – Лараль повернулась к нему. – У нас благородная миссия, Кэл, и у темноглазых, и у светлоглазых. Поэтому в Алеткаре всегда рождались лучшие воители. Великий князь Садеас, генерал Амарам… да и сам король Гавилар.
– Наверное.
Она преувеличенно вздохнула:
– Чтоб ты знал – ненавижу с тобой разговаривать, когда ты такой.
– Какой?