Путь Короля. Том 1

Гаррисон Гарри

Едва волоча ноги, Шеф выбрался во двор огромного деревянного замка, который король построил на месте бывшего римского укрепления. Стоял тусклый весенний вечер. И все же, вопреки смертельной усталости, некая струнка живо и радостно зазвенела в его душе. Совет мудрых? Им предстоит решить участь пленника, могучего воина. Он сможет поведать об этом Годиве, с которой не сравнится ни один из умников Эмнета.

— И смотри держи язык за зубами, — прошипел ему вдогонку голос из глубины конюшни. — А не сможешь — он тебе его вырвет. И помни: Элла теперь повелитель Нортумбрии, а ты — не родич моему отцу.

Глава 2

— Итак, мы полагаем, что это Рагнар Лотброк? — обратился король Элла к Совету мудрых. — Откуда нам это известно?

Он взглянул сверху вниз на дюжину мужчин, сидящих за длинным столом.

Все они занимали невысокие табуреты. Один король восседал на покрытой резьбой высокой скамье. Нарядами же они не слишком отличались ни от Эллы, ни от сидевшего по левую от него руку Вульфгара: яркие плащи были оставлены укрывать их хозяев от сквозняков, проникавших в помещение из каждого угла и из-за захлопнутых ставень, от чего пропитанные жиром факелы вспыхивали и пускали клубы пара; золотом и серебром отливали запястья и мускулистые шеи, пряжки и застежки мерцали на тяжелых перевязях. То были представители воинской знати Нортумбрии, узколобые хозяева обширнейших наделов земли в южной и восточной частях королевства, те самые, которые возвели на престол Эллу, сместив его соперника Осберта. Сидели они в неуклюжих позах, как люди, более привычные к ходьбе или седлу.

Поодаль от них, в конце стола, как бы умышленно отгородившись от остальных, сидели еще четверо. Трое из них были облачены в черные сутаны и капюшоны монахов-бенедиктинцев, а один — в пурпурное с белым одеяние епископа. Эти сидели непринужденно, чуть наклонившись к столу, готовые занести стилем на покрытую воском дощечку каждое сказанное слово или, в случае надобности, втайне поделиться друг с другом своими мыслями.

Ответ на вопрос короля приготовился держать Кутред, старшина телохранителей.

— Нам не найти человека, который смог бы опознать его, — признался он. — Тот, кто видел лицо Рагнара в битве, погибал… за исключением, — учтиво вставил он, — отважного тана короля Эдмунда, пришедшего нам на помощь. Но это еще не доказательство, что наш пленник — Рагнар Лотброк… И все же я полагаю, что это именно он. Для начала, он не захотел говорить. Мне казалось, я умею развязывать людям язык, а тот, кто продолжает молчать, не может оказаться простым пиратом. И этот явно знает, что он — важная птица… Второе. Тут кое-что совпадает. Что здесь делали эти корабли? Они возвращались с юга, ветром их сбило с курса, и несколько дней и ночей они не видели ни звезд, ни солнца. Иначе шкиперов вроде этого — а бридлингтонский рив говорит, что водить суда они умеют — сюда бы не занесло. А корабли эти были для перевозки груза. Какой груз идет на юг? Рабы. Там не хотят ни шерсти, ни мехов, ни эля. И это были невольничьи суда, они шли домой из южных стран. Так что человек этот — работорговец и считает он себя важной птицей. Это совпадает с тем, что мы знаем о Рагнаре. Но и это еще не доказательство.

Утомленный собственным красноречием, Кутред прильнул к чаше с элем.

— Но кое-что вселяет в меня уверенность, что это и есть Рагнар. Что нам известно о Рагнаре? — Он оглядел сидевших за столом. — Верно: известно, что он — ублюдок.

— Заклятый враг Церкви, — подхватил с конца стола архиепископ Вульфир. — Похититель монахинь, Христовых невест. Воистину, его должны выдать собственные грехи.

— Быть по сему, — согласился Кутред. — Кое-что я про него знаю, а о всех прочих врагах Церкви, какие гуляют по миру, о других насильниках мне такого не говорили. Рагнар хорош по части развязывания языков. В этом мы с ним похожи. Он всегда вытрясет из человека то, что он хочет. И сказывали мне, есть у него для этого особенный способ. — В голос старшины закралась нотка профессионального интереса. — Если кто попадет ему в лапы, то он первым же делом, до всяких споров и уговоров, выдавливает такому человеку глаз. Молчит человек после этого — он хватает его за голову и целится уже во второй глаз. Тогда, если тот успеет сказать что-то интересное для Рагнара, — что ж, хорошо, пусть толкует дальше. А коли нет — плохи его дела. Говорят, многих людей сгубил Рагнар. Да ведь и керлу сейчас грош цена. И еще я слышал, будто Рагнар полагает, что так он не тратит впустую время и силы на ненужные уговоры…

— И наш пленник признался тебе, что у него на этот счет такое же мнение? — с нескрываемым пренебрежением оборвал его один из бенедиктинцев. — В ходе приятельской беседы на профессиональные темы?

— Нет. — Кутред вновь припал к своей чаше. — Я видел его ногти. На всех пальцах ногти у него обрезаны

коротко. На всех, кроме большого пальца правой руки. На ней был ноготь длиной с дюйм. Крепкий как сталь. Я захватил его с собой. — И он бросил на стол окровавленный ноготь. Наступила тишина.

Первым заговорил король Элла:

— Итак, мы поймали Рагнара. Что же мы будем с ним делать?

Воины обменялись недоуменными взглядами.

— Отрубить голову будет для него чересчур большой роскошью? — отважился предположить Кутред. — Ты желаешь, чтобы мы его вздернули?

— А может, придумать что похуже? — вмешался один из дворян. — Как беглого раба или… Пусть монахи скажут… как там было дело со святым… священным… То ли на решетке его поджарили, то ли… — Он умолк, исчерпав запас свежих идей.

— А я хотел предложить нечто иное, — сказал Элла. — Мы могли бы отпустить его домой.

Ответом ему было всеобщее оцепенение. Подавшись вперед на высокой скамье, одного за другим своих приближенных смерил король взором пронзительных глаз на заостренном подвижном лице.

— Вспомните, почему я стал королем. Потому, что Осберт, — звучание запретного имени повергло в трепет слушателей, ошпарило приступом боли истерзанную спину слуги, что внимал королевской речи, стоя за Вульфгаром, — потому, что Осберт не мог защитить королевство от рейдеров. Он продолжал делать то, что делалось испокон веку: каждому велено было не смыкать глаз и защищать себя самому. И потому отряды с десяти кораблей налетали на какой-нибудь город и хозяйничали там на славу, а в других городах и приходах люди в это время зарывались поглубже в одеяло, благодаря Бога за то, что все это происходит не с ними. А что сделал я? Вы знаете, что я сделал. Я стянул все силы; кроме берегового ополчения, в глубь страны, создал отряды конницы, в важнейших местах расставил верховых рекрутов. Теперь, напади они на нас, мы сами на них нападем — не дадим зайти чересчур далеко. И проучим как следует. Вот она, свежая идея… И, сдается мне, здесь нам тоже следует затеять что-то свеженькое. Мы можем отпустить его домой. А с его помощью провернуть одно дельце. Он уходит живым из Нортумбрии в обмен на заложников. До появления заложников мы осыпаем его почестями, а потом отпускаем, увешав дарами. Это обойдется нам вовсе не дорого. А принесет великую пользу. Ко времени обмена он не раз успеет по душам побеседовать с Кутред ом. Вот и вся забава. Что ж вы теперь мне скажете?

Воины переглядывались, морщили лбы и растерянно покачивали головами.

— Славно сработано, — пробормотал Кутред.

Вульфгар прочистил горло, собираясь взять слово. Его побагровевшее лицо исказилось недовольной гримасой. Но голос с дальнего края стола, где восседали черные монахи, не дал ему начать.

— Быть может, тебе не следует так поступать, государь.

— Не следует?

— Ни в коем случае. У тебя есть и другие обязательства в этом мире. Архиепископ, высокопреосвященный отец наш и в прошлом брат, напомнил нам о той мерзости, что чинил этот Рагнар против Христовой Церкви. Поступки, от которых пострадали мы как люди, как христиане, нам заповедано прощать. Но на врагов Святой Церкви мы обязаны обрушиться со всей нашей страстью и мощью. Сколько церквей сжег этот Рагнар? Сколько увел с собой христиан, которых продал в неволю язычникам и, что страшнее, людям Мохаммеда? Сколько уничтожил драгоценных реликвий? Сколько прибрал к рукам даров нашей паствы?.. Простив это, ты согрешишь против собственной души. Спасение каждого сидящего за этим столом будет под угрозой. Нет, король, отдай его нам. Позволь показать тебе, что мы приготовили для тех, кого ты будешь карать как злейших врагов Матери Церкви. А когда вести об этом долетят до ушей язычников, этих морских разбойников, они узнают, что десница Матери Церкви может быть столь же тяжела, сколь неиссякаемо ее милосердие. Позволь нам усадить его в змеиную яму. Пусть люди вспомнят о погребе короля Эллы.

Минутное замешательство короля предрешило дело. Дружные выражения согласия со стороны монахов и архиепископа вперемежку с возгласами удивления, любопытства и одобрения воинов опередили его слова.

— Не приходилось мне еще видеть человека, брошенного в яму со змеями, — провозгласил Вульфгар, млея от удовольствия. — Вот чего заслуживает любой викинг! Именно так я и скажу по возвращении своему королю и потом воздам хвалу уму и хитрости короля Эллы.

Бенедиктинец, который держал речь, поднялся из-за стола. То был Эркенберт, архидиакон, чье имя наводило ужас.