Путь Меча
Шрифт:
Кханда долго смотрел на ухмыляющегося Обломка — и ничего не сказал.
Промолчал старый Кханда Вьячасена.
Гости стали перебрасываться обычными, мало что значащими фразами — а я под шумок тихо обратился к Да-дао-шу.
— Слушай, Большой Да… так ты теперь старейшина Совета?
— Ну… не совсем, — ответил Большой Да. — Я теперь глава рода Кривых мечей — сам понимаешь, что не сабельных семейств, а тяжелых Блистающих — и вхожу в Совет Высших, но не как Старейшина… возраст у меня не тот. А может, и не в возрасте дело, а так… рано еще.
— Ясно. А
— Исчез, — неохотно отозвался Большой Да. — Совсем исчез… погиб то есть. Ты не подумай, Единорог, это случайность, это с вашими кабирскими делами никак не связано!..
Не связано, значит… Ах, что-то темнил Большой Да, чего-то не договаривал! И имя погибшего случайно старейшины назвать забыл, вроде как тоже случайно…
— А лет через восемь-девять, выходит, Скользящий Перст меня в главы рода прочит… — задумчиво шевельнул я концом клинка. — М-да… сперва выгнали нас ни за что ни про что, а теперь, век спустя, в Совет чуть ли не насильно загоняют!
— И не только, — загадочно усмехнулся Да-дао-шу. — Вот будет завтра большой прием во дворце в твою честь, там увидишься с нашими временными правительницами — и все узнаешь!
— А почему это они временные? — подозрительно спросил я. — И почему правительницы? В Мэйлане правитель, а не правительницы… Ты что, Большой Да, я ж помню!.. правитель, меч «девяти колец» Цзюваньдао…
Большой Да помрачнел. А я осекся, вдруг поняв, что говорю.
— Вдовые они, — заявил он, отсвечивая лаком рукояти, больше похожей на древко. — Почти год уже. Да нет, и поболе года будет… Ты вот тут у меня про погибшего старейшину спрашивал — супруг это был их, Цзюваньдао, правитель Мэйланя. Оползнем его накрыло под Хартугой, в ущелье Воющих Псов… Теперь две жены его в регентшах, ждут, пока наследник — кинжал Бишоу у них, маленький совсем — в возраст войдет. Или, может, Совет своей властью кого назначит… ну, понятное дело, с разрешения дома фарр-ла-Кабир!
Я молчал. Что это он про одобрение дома фарр-ла-Кабир, право слово! Неужели я похож на подосланного соглядатая?!
— Придаток у правительниц, — продолжал меж тем Большой Да, — один на двоих… верней, одна на двоих. Юнъэр Мэйланьская. Да что я тебе рассказываю — завтра сам увидишь!
— Повтори-ка мне имя погибшего правителя! — настойчиво потребовал я.
— Цзюваньдао, — неохотно ответил Большой Да. — Кривой Цзюваньдао, меч «девяти колец» по прозвищу Ладонь Судьбы. Придатка звали Ю Шикуань. А что? Ты ведь его помнить должен…
— Да ничего, — пробормотал я. — Так просто… оползень, говоришь, под Хартугой?
И впрямь ничего… Если не считать записи в пергаменте Матушки Ци.
«Седьмой год эры правления „Спокойствие опор“, Ю Шикуань и Цзюваньдао, меч „девяти колец“. Хартуга, ущелье Воющих Псов.»
Так или примерно так. Только вот почему дальше был записан Скользящий Перст и Лян Анкор-Кун?! И год — семнадцатый год эры правления «Спокойствие опор!» Как раз через девять лет без малого… быть тебе, Единорог, лет через восемь-девять главой рода!
А ты куда денешься, Перст?
Воистину — спокойствие опор…
Правильный девиз.
Глава 14
…Я был одет в свои кабирские будничные ножны из слегка шероховатой кожи, а Чэн — в уже ставшую для него привычной марлотту поверх доспеха, тоже ставшего привычным… «Смеяться будут, — подумал Чэн так, чтобы я это услышал. — Решат, что мы — скупердяи. Или сумасшедшие. Или и то, и другое сразу.»
«Пускай смеются, — ответно подумал я. — Пускай. Это лучше, чем…»
И Я-Чэн вздрогнул, вспомнив, что первым эти слова произнес умирающий Друдл на залитой кровью мостовой. Эхо ночного Кабира, прерывистый шепот шута-мудреца, боль и ненависть…
И прохладная тишина личных покоев Юнъэр Мэйланьской. Куда нас проводил молчаливый Малый Крис, удивительно похожий на Криса Семара — по виду, не по болтливости, — и его низкорослый щуплый Придаток, совершенно не похожий на Кобланова подмастерья.
«Пускай смеются, — упрямо подумал я, и Чэн согласно кивнул головой. — Помнишь, ты тоже смеялся, когда в три года впервые взял меня в руки?»
«Помню, — улыбнулся Чэн. — Меня развеселило то, что ты такой длинный и холодный. Я еще погладил тебя, порезался и заорал на весь двор, а отец с дедом смеялись, переглядываясь, и по очереди подбрасывали меня в воздух…»
Я вспомнил Лю и Янга Анкоров, вспомнил их предка Хо…
«Во имя Нюринги, — прошептал я, — ну почему вы так мало живете?!»
Чэн не ответил.
Впрочем, смеяться над нами пока что никто и не думал. Тем более, что в покоях, по-моему, вообще никого не было. Я говорю — по-моему — потому что мог лишь представлять себе, как на самом деле велико пространство этого зала, напоминающего зал Посвящения в загородном доме Абу-Салимов — если его вдоль и поперек заставить и перегородить какими-то ширмами, занавесами и плетеными шторами.
— Прямо лабиринт, — буркнул Обломок.
Чэн решительным шагом приблизился к ближайшей складной ширме, сделанной из бамбуковых планок, искусно раскрашенных и связанных между собой, опустился на низкую скамеечку и принялся разглядывать круглую остывшую жаровню с боковыми накладками ароматического дерева, покрытыми лаком в золотую крапинку.
— Скучно, — прошелестел я, почти ложась рядом с Чэном на паркетный пол. — И жарко…
— Понятное дело, — с видом знатока отозвался из-за пояса Обломок. — Аудиенция, однако… это вам не на базаре сплетнями обмениваться!
— Ладно вам, — вслух бросил Чэн. — Будем ждать и помалкивать.
— Будем ждать и помалкивать, — согласно повторил я. — Будем ждать…
— А помалкивать не будем, — добавил Обломок.
Я не сразу почувствовал движение за левым, бледно-лиловым занавесом с вышитыми на нем павлинами. Сперва я услышал голос. Вернее, два голоса. Два высоких, изысканно-звенящих голоса, говоривших с интонациями, которых я ни разу не слышал в Кабире.
— Помалкивать не обязательно, Высший Дан Гьен! Помалкивать совершенно не обязательно, — сказал первый голос с еле заметной усмешкой. — И даже наоборот…