Путь медитации. Руководство шаг за шагом

Раджниш Бхагаван Шри

И помните: люди, которые убегают и оставляют что- то, все равно продолжают думать об оставленном. Они не могут иначе, потому что, если бы они были из тех людей, которые могут уйти и не думать об оставленном, они могли бы об этом не думать, даже оставаясь с ним.

Позвольте мне также сказать вам следующее: когда вещи присутствуют, вы не думаете о них, но когда их больше нет, вы начинаете о них думать. Разве вы не испытывали это на себе? Вы не думаете о том, что находится прямо перед вами, вы думаете о том, что отсутствует. Если те, кого вы любите, рядом, вы о них забываете; когда они далеко, вы начинаете вспоминать о них. И чем они дальше, тем с большим чувством

вы их вспоминаете. Вы даже не представляете, как сильно страдают эти так называемые саньясины.

Если бы все на свете религиозные люди были честны, тогда бы иллюзия их религиозности исчезла. И если бы им пришлось правдиво показать весь свой внутренний беспорядок: то, что с ними происходит, и муки, которые они терпят, стремления, причиняющие им страдания, страсти, терзающие их, и дьявола, который, кажется, их мучает, — если бы им пришлось рассказать вам все это, вы бы поняли, что ад находится прямо здесь, на земле. Говорю вам с полным основанием: ад не может находиться ни в каком другом месте. Жизнь человека становится адом, если он не преобразовывает свои желания, а убегает от них.

Аскетизм — это не бегство от чего бы то ни было, это преобразование. Аскетизм — это не самоотречение, а преобразование. Аскетизм — это не жертвоприношение, это преобразование в правильном направлении, — и что бы ни произошло при этом преобразовании, это правильно. А что бы ни произошло в результате бегства, в результате самоотречения, это неправильно. Если вы сможете это понять, это очень вам поможет.

Тысячи людей страдают. У них только одна радость — удовлетворение самолюбия. Удовлетворить же его могут только немногие, но не все. Самолюбие очень интеллигентных людей, по некоторым причинам, удовлетворить гораздо легче. Остальные только страдают и продолжают надеяться, что однажды они попадут на небеса, что они будут избавлены от ада и, возможно, познают нирвану. Это непомерное желание, что липнет к вам, также липнет к ним. И это непомерное желание дает вам способность терпеть много боли. Даже обычный человек в своем непомерном желании может вытерпеть больше боли. Обычный человек, жадный до денег, претерпевает много боли, чтобы скопить их, а люди, которые жаждут попасть в рай, тоже претерпевают много боли.

Когда Христа схватили, чтобы распять, один из его последователей спросил:

— Мы оставили все ради тебя: скажи, как будут к нам относиться в царстве Господнем?

Он спросил:

— Мы все оставили ради тебя, каково будет наше место в царстве Господнем?

Христос, должно быть, посмотрел на него с глубокой жалостью, и может, из жалости, а может, в шутку, не знаю, почему он это сказал, он ответил:

— И для тебя найдется место рядом с Господом.

Человек обрадовался. Он сказал:

— Тогда все в порядке.

Ну, и можно ли сказать, что этот человек от всего отрекся? Трудно найти более жадного человека, чем тот, кто спрашивает: «Я оставил все, а что я теперь получу взамен?» Тот, кто думает о получении чего-то взамен, вообще ни от чего не отрекся. Поэтому все эти разговоры об аскетизме — все рассуждают об аскетизме — манят вас практиковать аскетизм, с тем чтобы получить конкретную награду.

Аскетизм, практикуемый с желанием что-то за это получить, фальшив, поскольку это вообще не аскетизм, а форма жадности. По этой причине все существующие формы аскетизма обещают вам что-то взамен. Они говорят, что все, кто занимался той или иной формой аскетизма в прошлом, достиг того или другого. Все это формы жадности.

Истинный аскетизм — это попытка узнать себя. Это не значит, что благодаря тому или этому вы получите место на небесах — но вы испытаете огромную радость. Не знать самого себя — это не знать самой жизни, а не знать своей собственной сущности… Невозможно, чтобы желание узнать самого себя не возникло у любого сколько-нибудь образованного человека. Он будет настаивать на том, чтобы узнать, кто он такой, и познакомиться со своей внутренней жизненной энергией.

Аскетизм — это путь познания правды жизни. Аскетизм — это не подавление тела. Да, возможно, многое из того, что происходит с медитирующим, может показаться вам подавлением тела, хотя он и не делает ничего подобного.

Вы когда-нибудь видели статую Махавиры? Когда вы смотрите на его статую, возникает ли у вас ощущение, что этот человек подавлял свое тело? Где еще видели вы тело, подобное этому? А затем смотрели ли вы на статуи святых, последователей Махавиры? С первого взгляда видно, что они подавляли свои тела. Все их жизненные источники высушены. Их тела печальны и заторможены, состояние их сознания также заторможено. Они движутся только по заклинанию жадности: «Где то блаженство, где тот покой, что видим мы в статуе Махавиры?»

Здесь есть над чем подумать. Махавира сбросил одежды. Вы думаете, что он сбросил одежды, потому что подумал, что от одежд следует отказаться. Нет, он просто пришел к познанию радости от бытия обнаженным. Хочу заявить вам совершенно определенно, что Махавира сбросил одежды не потому, что была какая-то радость в отречении от них, он сбросил их из- за радости быть обнаженным. Быть обнаженным было для него столь благостно, что ношение одежд стало помехой. Он ощутил такую большую благодать от бытия обнаженным, что присутствие одежд стало помехой, поэтому он выбросил свои одежды.

Когда монах, его последователь, сбрасывает одежду, он не чувствует радости от этого. В действительности ему трудно сбросить одежду. И, преодолевая это затруднение, он думает, что практикует аскетизм. Сбрасывая одежду, он думает: «Я практикую аскетизм».

Для Махавиры это не было аскетизмом — это был акт радости. А если кто-то следует за Махавирой, не понимая его, не понимая его души, он только сбросит одежду, а поскольку сбросить одежду ему будет трудно, он назовет это аскетизмом.

Аскетизм не является чем-то болезненным. Не может быть большей радости, чем аскетизм. Тем не менее, те, кто практикует его лишь поверхностно, будут ощущать его как затруднительный и болезненный процесс. И взамен на столь сильную боль они удовлетворят свое самолюбие на земле и удовлетворят свою непомерную жажду мира иного. Я не назову это аскетизмом. Аскетизм — это вхождение в себя с помощью разума и тела. А вхождение в себя сложно и трудно — для этого нужна огромная решимость.

Подумайте об этом. Если я постоянно стою под дождем и под палящим солнцем — больше ли в этом аскетизма, чем в том, что я не сержусь, когда кто-то оскорбляет меня? Разве больше аскетизма в лежании на гвоздях, чем в том факте, что когда кто-то попадет в меня камнем, даже мысль о том, чтобы бросить в него ответный камень, не возникает в моем сердце? В чем больше аскетизма?

Любой циркач может лежать на гвоздях; стоять на солнцепеке — это лишь дело практики, и через несколько дней такой практики в этом не будет ничего особенного. Это очень просто, абсолютно просто. Оставаться обнаженным —дело практики. Фактически все примитивные народы на земле ходят нагишом. Но мы не называем это аскетизмом и не идем к ним, чтобы припасть к их ногам, как будто они совершают что-то великое. Мы знаем, что таков их обычай. Это естественно для них, для них это нетрудно.