Путь мира
Шрифт:
– Жучки.
– Жучки? – Доминика засмеялась. – Что ты мне морочишь голову какими-то насекомыми.
– Это не насекомые, – тон Эмиля был вполне серьёзен. – Это всякие подслушивающие, подсматривающие, ну, в общем, всяческие информаторские устройства. Ещё бывают бомбы. Я их находил уже два раза.
– Два раза? А тогда, перед катастрофой?
– Нашёл только одну, – слова Эмиля прозвучали грустно, почти скорбно. – Вторую проглядел, моя вина… Я сейчас выхожу.
Он замолчал и стал плавно снижать флаер на одну из старых, почти безлюдных и увитых плющом улиц верхнего уровня.
Приземлив машину, он вдруг ласково, почти с отеческой нежностью, поцеловал в лоб приготовившуюся перебраться на водительское сидение
– Я там настроил управление под твои мысленные приказы и активировал защиту от чужих. Желаю тебе отыскать что-нибудь ценное.
Он подмигнул ей левым глазом, улыбнулся и, почти выпрыгнув из флаера, дружески помахал рукой. В первый момент Доминика даже оторопела, столько искренности, неподдельного тепла и открытости было в этом жесте. Но прейдя в себя через минуту, она с ещё большей подозрительностью и злостью подумала: "Врешь, теперь не обманешь. Я уж раскопаю, чем ты здесь занимаешься."
Доминика сделала широкий круг, заложила резкий и низкий вираж, и приземлилась на том же месте, откуда взлетела несколько минут назад. Посадив флаер, землянка внимательно огляделась. Теперь ей предстояло обнаружить Эмиля. С высоты она этого сделать не могла: наверняка заметит. Значит, надо было вылезти из машины и искать его так. И хотя она видела, в какую сторону он пошел, да и сам капитан Алекси был человеком заметным, найти его в этом переплетении узеньких переулочков и затенений было довольно трудно. К тому же он уже мог уйти довольно далеко или войти в один из многочисленных дворов или домов. В общем, его величество случай и здесь решал всё.
Доминика вылезла из флаера и побрела по пустынной улице. Как назло, не было ни души, спросить было не у кого. После двадцатиминутных поисков Доменика уже разуверилась в том, что она всё-таки сумеет обнаружить его след, как вдруг наткнулась на цыганку в грязном тряпье и с маленьким ребенком на руках, проворно выскочившую из ближайшей подворотни и преградившую ей путь.
– Красавица, дай погадаю! – нараспев заверещала цыганка, а ребенок протянул свои грязные морщинистые ручки к землянке. – Всё про будущее расскажу и про прошлое угадаю.
Доминика попыталась пройти мимо неё, но цыганка вцепилась в рукав её костюма и затараторила, слегка приседая и заглядывая ей в глаза снизу вверх:
– Ай, не пугайся, красавица! Вижу, ты не здешняя. Ай-яй-яй! Красавица, богатая ты, в большом доме живёшь, из хрусталя, из золота ешь и пьёшь, всё имеешь, что хочешь…
Доминика рванулась, но не тут то было, цыганка вцепилась так, что затрещал легкий пластик рукава, и ещё плаксивее и быстрее продолжала свою тираду:
– Ай! Красавица торопится, по сторонам глядит, кого-то ищет. Всё знаю, всё скажу! Ищет она своего друга сердечного, господина богатого, а красивого, такого красивого, какие бывают только на картинках! Костюмчик у него белый с серебром, форменный, а глаза как небо голубые, да острые-острые. Смешливый тот господин, да добрый, бродяжке на платочек подарил, только не верный он тебе, красавица, не верный! С другой ушёл…
– Что? Ты видела человека в белом костюме с серебряными нашивками? – Доминика была заинтересована и больше не вырывалась. – Опиши-ка мне его поподробнее.
– Ох, красавица, богатый он, как и ты, красивый он, как и ты. Похожи вы как брат и сестра. Четыре серебряные полоски у него на каждом рукаве… Профиль ангельский, ручки белые, как будто в молоке умывается…
– Подожди, подожди. Ты мне лучше укажи, куда он пошёл, – Доминика попыталась прекратить захлестывающий её словесный поток.
– Ай, не верный он тебе, красавица. Ай, не верный! С другой ушёл, ласково с ней говорил, ручку подавал, перчаточку целовал. А туфельки у той ведьмы лаковые, и вся то она в черную пелерину закутана, не разглядеть и лица. Подари бродяжке на пропитание, красавица, укажу, куда пошли. Ай, красавица, ты богата, денежки в кармане не переводятся, а я – бродяжка несчастная, все карманы дырявые. Подари денежек, а то детка не кормлена, плачет… – с этими словами цыганка ловко ущипнула ребенка за спину и тот добросовестно подтвердил слова матери захлебывающимся ревом.
Доминика, уже совсем ошалелая, быстро вытащила из кармана деньги и сунула цыганке:
– На, только не мучь ребенка. Лучше скажи, куда они пошли.
Цыганка шикнула на ребенка (тот моментально перестал плакать) и протянула руку, указывая грязными пальцами на казавшийся пустынным дом с черными окнами и надписью «Отель», сделанной витиеватыми буквами из допотопного светобегущего шнура.
– Туда пошли, добрая красавица, туда. В потайную дверь, вон в тени которая, под плющом. Ай, красавица, нет предела твоей широте душевной! Спасибо, красавица, спасибо! Чтоб тебе дорога была широкая, чтобы все твои завистники почернели, а враги померли…
Тут цыганка, наконец, оставила рукав Доминики, торопливо пряча деньги куда-то в карман среди складок юбки. Доминика, воспользовавшись этим, перебежала на другую сторону улицы и быстрым шагом пошла к указанному дому.
На каменной, выщербленной от времени стене висела облезлая табличка, гласящая, что вход за углом, но Доминика, замедлив шаг и оглянувшись, прошмыгнула под каскад свисающего со стен цветущего хмеля и плюща, и буквально нащупала в густой тени массивную дверь. Вероятно, это был черный ход. Девушка с усилием открыла одну створку двери и вошла. Было темно, ноги ощутили твердость каменных ступеней. Ей на мгновение стало страшно. Всё это странным образом напоминало какие-то совсем старинные детективные романы, которыми она когда-то довольно серьезно увлекалась. Но чувство долга, а скорее всего, теперь уже ненасытное любопытство, заставили её подняться по лестнице и отворить вторую, почти такую же массивную дверь, и тут она оказалась в длинной комнате, отделанной пластиковым мехом и цветными, хорошо подобранными коврами, весь интерьер которой говорил о том, что она попала в холл одного из номеров гостиницы. Дверь в следующую комнату была чуть приоткрыта, и Доминика услышала приглушенные голоса и смех. Один голос – женский, был ей незнаком, другой – мужской, она бы узнала, пожалуй, из тысячи голосов. Это был без всякого сомнения голос капитана Алекси.
Доминика осторожно заглянула в щель и обомлела. В комнате, на красивом мягком диване сидел Эмиль. Перед ним на маленьком столике стояли два хрустальных бокала на тонких ножках, серебряное ведерко со льдом и пузатой зеленой бутылкой, перевязанной лентами. В подсвечниках горели ароматические свечи и до одури сладкий возбуждающий запах струйками просачивался в прихожую. По визору транслировались весьма неприличные сценки под чувственную музыку. Тут появилось и второе лицо этого действа: занавес импровизированной сцены открылся, и стройная женщина в кружевном нижнем белье, туфлях на острых высоких каблуках и в шляпке с черной, почти непрозрачной вуалью сделала красивый оборот, держась за блестящий пилон и изгибаясь ловко и эротично. Вот она подняла вуаль и сбросила шляпку. Роскошные, платинового оттенка кудри рассыпались по её плечам. Сильно накрашенные глаза были полуприкрыты в вожделении, алые, почти светящиеся губы звали и хотели мужчину. И этим мужчиной был Эмиль. Он встал, небрежно скинул китель и, как бы подыгрывая партнерше, начал медленно снимать тонкую белую сорочку. При этом его лицо, отражающееся в зеркале, было таким же сладострастным. Наконец он отбросил рубашку и, подойдя к женщине вплотную, нежно обнял, поцеловал и бережно усадил на диван. Потом взял из ведерка бутылку и резким движением открыл её. Игристое вино зашипело, рванувшись из бутылки, и обрызгало пеной ноги женщины. Та взвизгнула: