Путь мирного воина. Книга, которая меняет жизнь
Шрифт:
«Эй, чувак, у тебя тут есть сигаретный автомат?» — спросил сверхактивный водитель.
Сократ прекратил свои действия, поднял голову и сказал, тепло улыбнувшись: «Нет, сэр, но дальше по дороге есть круглосуточный магазин». Затем, он вернулся к своему занятию: стал проверять уровень масла, предаваясь этому с полным вниманием. Он отдавал сдачу, словно подносил чай императору.
Когда машина уехала, мы остались около насоса, вдыхая ночной воздух. «Ты так сердечно обращался с этими людьми, однако, повел себя чрезвычайно оскорбительно с нашими духовными братьями
Это был единственный раз, когда он дал мне прямой ответ: «Все уровни, которые должны тебя заботить, — это твой и мой уровни», — сказал он с усмешкой. «Этим людям требовалась доброта. Духовным искателям было необходимо кое над чем задуматься».
«Что необходимо мне?»
«Больше практики», — быстро ответил он. «Твоя практика медитации, сроком в одну неделю, не помогла тебе остаться спокойным, когда я бросился на тебя с мечом, как не помогла она нашим друзьям в синих мантиях, когда я слегка подшутил над ними.
«Скажем так: вращение вперед — это еще не вся гимнастика. Медитация — это еще не весь путь воина. Если тебе не удастся понять всю картину, ты можешь оказаться в заблуждении, практикуя всю жизнь только вращение вперед или только медитацию, таким образом, получая лишь фрагментарные выгоды обучения.
«Поэтому, чтобы оставаться на правильном пути, тебе нужна особая карта, охватывающая все поле исследований. Тогда, ты сможешь понять преимущества и ограничения медитации. И я спрашиваю тебя, где ты можешь достать хорошую карту?»
«Конечно, на заправочной станции!»
«Тогда вперед, сэр, заходите в офис, и я предоставлю вам самую нужную карту». Смеясь, мы вошли внутрь, через гаражную дверь. Я сходу плюхнулся на диван; Сократ беззвучно устроился между массивными подлокотниками своего плюшевого кресла. Он пристально смотрел на меня примерно с минуту. «Ой-ей», — нервно выдыхая, произнес я, — «Сейчас что-то будет».
«Проблема заключается в том, — наконец выдохнул он, — „что я не могу описать тебе это поле, по крайней мере, не в таком большом количестве… слов“. Он поднялся и направился ко мне, с тем самым блеском в глазах, который говорил мне, что пора укладывать чемоданы: мы собираемся в путешествие.
В одно мгновение, я ощутил, как я расширяюсь, из самой высокой точки дальнего космоса, лечу со скоростью света, взрываюсь до самых краев бытия, пока я не превратился во Вселенную. Ничего не осталось вне меня. Я стал всем — Сознанием, себя осознающим; Я был чистым светом, который физики приравнивают ко всей материи, а поэты определяют словом Любовь. Я был единственное, и я был все, проникая светом во все миры. В этот момент, Вечное и Непознаваемое открылось мне со всей своей невыразимой определенностью.
Секунда и, я снова в своей смертной форме, лечу меж звезд. Я увидел призму в форме человеческого сердца, затмевающую любую галактику. Призма трансформировала свет сознания во взрыв ярких красок, в искрящиеся переливы всех цветов радуги, которые простирались на все мироздание.
Мое собственное тело превратилось в переливающуюся
Я ощутил свет, проходящий сквозь все органы моего собственного тела. Тогда я узнал, что осознанность — это то, каким образом человеческое существо испытывает свет сознания.
Я познал сущность внимания — это произвольная направленность осознанности. Мое тело превратилось в полый сосуд. Я посмотрел на ноги, они наполнились теплым, лучистым светом и растворились в нем. С таким же результатом, я посмотрел на свои руки. Я фокусировал внимание на каждой части своего тела, пока снова не стал цельным светом. В итоге, я осознал процесс настоящей медитации: расширить осознанность, направлять внимание, чтобы полностью отдаться Свету Сознания.
В темноте замелькал свет. Я пришел в себя оттого, что Сократ водил лучом фонарика по моим глазам. «Свет погас», — сказал он, оскалив зубы, словно хеллоуинская тыква, освещая фонариком низ лица. «Ну как, так немного понятней?» — спросил он, как будто я просто познакомился с принципом работы электрической лампочки, а не увидел душу Вселенной. Я едва мог говорить.
«Сократ, я в долгу перед тобой, который, вряд ли, смогу вернуть. Сейчас я все понимаю и знаю, что должен делать. Полагаю, что мне уже нет нужды видеться с тобой». Мне было грустно оттого, что настал мой выпускной день. Я буду скучать по Сократу.
Он посмотрел на меня озадаченно-непонимающим взглядом, а потом начал хохотать, да так сильно, как раньше никогда не хохотал. Он весь трясся, слезы текли по его щекам. Наконец, он утих и пояснил свой смех. «Ты еще не закончил учебу, первоклашка. Твоя работа едва начинается. Посмотри на себя. Ты, фундаментально, такой же, как и много месяцев назад, когда ты явился сюда. То, что ты видел, было видением, а не закономерным завершающим опытом. Видение притупится в памяти, но даже в таком виде, оно будет основой твоей практики. А сейчас, расслабься и не будь таким серьезным!
Он снова присел, такой же озорной и мудрый, как и всегда. «Понимаешь», — сказал он, — «Эти путешествия избавляют меня от необходимости длинных объяснений, которые я должен дать, на пути твоего просветления». В это же мгновение вспыхнул электрический свет, и мы засмеялись.
Он потянулся к своему маленькому холодильнику, рядом с охладителем воды, и достал пару апельсинов, и выдавливая из них сок, продолжил говорить. «Ты должен знать, что также оказываешь услугу мне. Я тоже „застрял“ здесь в пространстве и времени, и у меня самого имеется своего рода долг. Значительная часть меня тесно связана с твоим прогрессом. Чтобы научить тебя», — говорил он, не глядя, бросая через плечо выжатую апельсиновую мякоть (каждый раз, попадая точно в мусорное ведро), — я буквально должен вложить в тебя часть себя. Могу заверить тебя, это хорошая инвестиция. В любом случае, это командные усилия».