Путь на Грумант
Шрифт:
В доме на берегу лагуны, примерно в полутора десятках километрах от Стаббэльвы, нашли текст, вырезанный на деревянном предмете: «Преставився мирининнъ от города» («Умер житель города»). Этот пятистенок поморы сложили еще раньше, в 1552 году. В заливе Бельсунн прочитали надпись, выцарапанную на китовом позвонке, и имя «Ондрей». Много удач ждало исследователей в бухте Руссекайла, где жил около сорока лет «патриарх» Шпицбергена Иван Старостин: девятнадцать надписей найдено при раскопках, и третья часть из них датирована XVI веком, остальные более поздние.
Всего советские археологические экспедиции выявили около ста поморских поселений между 78 и 80 градусами северной широты. Поселки располагались по всему побережью в десяти-четырнадцати километрах один от другого, включали жилые, хозяйственные и подсобные помещения, культовые сооружения, навигационные знаки в виде крестов.
Примерно такие же удачи ждали скандинавские экспедиции во главе с доктором Поулом Сименсоном в 1955 году и гляциологом Блейком в 1957 году.
О высокой культуре русских поморов говорят найденные шахматы и деревянные календари, покрытые филигранной резьбой кресты, вырезанный на трехгранной планке алфавит, кресала и украшения. Большой интерес представляют орудия промысла: гарпуны и копья, рогатины и ножи, ловушки и сети, крючки и ружейные кремни. Много найдено предметов утвари — из дерева, глины, бересты, кожи, железа, бронзы, фаянса, камня. Кроме всего прочего, они говорят о хорошо налаженном быте поморов, рассчитанном на месяцы и годы пребывания.
Но и это не все.
Археологические находки были дополнены архивными. Наиболее интересная из них — длинный список поморов-грумантланов и новоземельцев, призванных на военно-морскую службу в 1714 году по личному указу Петра I, которые составили потом костяк балтийских моряков и выиграли не одно сражение.
В Дании отыскалось письмо крупного географа Западной Европы Иеронима Мюнцера, датированное 14 июля 1493 года. В нем говорится не только об открытии русскими Груманта, но и о существовании на архипелаге русского поселения!
Там же, в Дании, заново прочли два письма адмирала Северина Норби, от 20 и 24 июня 1528 года, в которых утверждается, что русские к тому времени владели не одним, а двумя поселениями на Груманте, то есть с 1493 года не только не потеряли свои владения, но и расширили их.
В то же время ни нашими, ни иностранными экспедициями не найдено ни одного следа пребывания до Баренца кого-либо другого, кроме русских! Таким образом, снова и снова доказано, что Русские не только первыми добрались до далекого архипелага, но и долгое время оставались единственными его обитателями.
К сожалению, наши поморы не думали о приоритете и не делали заявок на свои географические открытия. Путешествия на Шпицберген, как и на остров Медвежий, Новую Землю, они считали естественными и обычными.
В XVII веке русские промыслы на Шпицбергене расширяются. Способствовали этому обилие рыбы и зверя, освоенность морского пути, в какой-то мере налаженный быт. Хотя ледяная пустыня неохотно впускала пришельцев в свои владения.
В 1743 году на остров Эдж (поморы называли его Малым Беруном) пришел в обычный рейс кормщик из Мезени Алексей Химков с двенадцатилетним сыном Иваном и товарищами Степаном Шараповым и Федором Веригиным. Лодью свою не уберегли они, оторвало ее от берега и погубило разбушевавшееся море. Домой путь оказался отрезанным. Но поморы не пали духом. Приспособились без особого снаряжения добывать пищу, обогревать кров, и когда через шесть лет и три месяца вынужденного плена их сняло другое судно, они погрузили на его борт большое количество добытой ими пушнины, много мяса.
С 1747 года столичная коммерц-коллегия регулярно запрашивала в своей архангельской конторе сведения о промысле на Груманте и его интенсивности.
Таинственный архипелаг привлекает внимание не только промысловиков, но и ученых. Заинтересованным взглядом смотрит в его сторону великий русский ученый Михаиле Ломоносов. Но, к сожалению, он так и не узнает результатов первой русской научной экспедиции, которую возглавлял Василий Яковлевич Чичагов, а сам готовил и снаряжал. Она вышла в море через несколько дней после смерти Ломоносова. Чичагов провел серьезные исследования на Груманте, где за год до этого была создана специальная база, даже попытался пройти дальше — достиг 80 градуса 26 минут северной широты. В следующем году он поднялся еще выше на четыре минуты.
Русские власти начинают регистрировать суда, ходившие на Грумант, выдают «пропускные билеты». Благодаря этой статистике мы знаем сегодня, что в конце минувшего столетия только из Архангельска ежегодно отправлялись на Грумант семь-десять судов со 120–150 промышленниками. Становища возникали на острове Медвежий, а на Груманте количество русских зимовщиков достигает двух тысяч.
Приоритет России на Грумант ни у кого не вызывал сомнения. Но более дальновидные русские люди, чтобы избежать в будущем осложнений с правами, предлагали царскому правительству заселить архипелаг постоянным населением. Архивы сохранили прошения помора Чумакова (1805 г.), купца Антонова (1830 г.), прапорщика Фролова (1850 г.). Много раз обращались с такими просьбами Старостины. Однако в столице никого всерьез не взволновали их заботы.
В конце 50-х годов XIX века русские промыслы на архипелаге постепенно приходят в запустение. Сильный удар по ним нанесли англичане, которые летом 1854 года сожгли Колу, один из важнейших поморских центров того времени.
А претенденты на Грумант не заставили себя ждать. Англия и Голландия заключили сепаратное соглашение о разделе сфер влияния на Шпицбергене. Британцы «скромно» присвоили себе все западные, наиболее теплые заливы. Голландцам «любезно» уступили один из островов. Кое-что перепало немцам, датчанам, французам. Россия в этом неблаговидном торге не участвовала.
Конечно, англичане внесли свой вклад в изучение и освоение Шпицбергена. Добирались сюда знаменитый Генри Гудзон, Джеймс Пул, Константин Джон Фипс, отец и сын Скоресби, Дэвид Бечан и Джон Франклин. Когда Шпицберген в начале нашего века стал стартовой площадкой для достижения Северного полюса, попытался отсюда достичь вершины планеты английский полярный исследователь Уильям Эдуард Парри.
Однако все это происходило на освоенных русскими поморами морских путях и берегах!
Особенно усердно добивались утверждения своих прав на Шпицберген норвежцы, хотя появились они там лишь в конце XVIII века. В 1793 году из Тромсе вышло на Шпицберген первое норвежское промысловое судно, да и то наполовину с русским экипажем, и добралось оно только до острова Медвежий.
Мы не умаляем заслуг норвежцев. Нам памятны имена их соотечественников Фритьофа Нансена, Рауля Амундсена, Отто и Харальда Свердруппов и других. Но, как говорится, истина дороже.
В 1871 году шведско-норвежский посланник в России Биорштиерн обратился в МИД нашей страны с нотой, в которой извещал (!), что Швеция и Норвегия, объединенные в то время унией, намерены были присоединить Шпицберген к своим владениям. Нота вызвала резкий протест русской общественности. Эта бесцеремонность долго обсуждалась в периодической печати. А царское правительство и на этот раз не сделало серьезного шага для закрепления прав России над Шпицбергеном. Напротив, предложило статус… «ничейной земли» и тем самым фактически открыло дорогу на архипелаг другим странам.