Путь на Олений ложок
Шрифт:
— А что под ногами, пятаки разбросаны, что ли? — пошутил Тагильцев.
— Заглядишься, так, однако, и целковый может подвернуться.
Они медленно пробирались по узкой, забитой холодными, острыми камнями трещине. Тусклый, лихорадочно скачущий свет факелов, затянутый прогорклым смолистым дымом, освещал только малый кусок оранжевой мглы под ногами, дальше — тьма, ледяные скользкие стены. Тагильцев шел в трех-четырех шагах позади Вепринцева, но почти не видел его; только широкая, как глыба серого камня, спина медленно и грузно покачивалась в сумрачном отсвете факелов.
Щель с каждым метром сужалась, близость неровных стен уже хорошо чувствовалась плечом; рюкзак то и дело задевал за камни; под ногами хлюпала грязь.
«Нет, пожалуй, лучше было идти в обход… Так хоть воздухом чистым подышишь, природой полюбуешься, подумал Тагильцев. — А здесь — холодная могила, дышать трудно…»
Невольно вспомнился дом, товарищи по работе, последняя встреча с капитаном Шатеркиным… Вспомнил Власа Керженекова, недавнюю рыбалку на полуострове и с грустью подумал: «Пропал человек ни за понюх табаку…» Много было хороших друзей у Тагильцева, и многих он потерял. Конечно, всех жалко, но то была война, а здесь… Не помнил он еще столь нелепой смерти, как эта.
Звонко хлюпала под ногами вода, ползли по стенам несуразно огромные тени.
— Держись право — обрыв! — глухо крикнул Оспан.
— Держись право — обрыв! — густым басом повторил Вепринцев.
— Держись право — обрыв!..
И пошло гремучее эхо по тесной каменной трещине.
Когда Илюша проходил мимо обрыва, он не устоял перед соблазном: нащупал ногами камень потяжелее и кинул его в черную бездну. Прислушиваясь, он уловил протяжный свист камня, потом где-то внизу раздался сильный удар, второй, третий… и вдруг там, на дне пропасти, загремело. «Вот это ямка, — подумал Илюша. — В такую угодишь — не скоро выберешься…»
От обрыва щель стала шире. Далеко по сторонам крались оранжевые тени огней, отлетал в черную темень горький смолистый дым. Воздух стал чище и суше, стало возможно дышать полной грудью. Под ногами больше не хлюпала грязь, не плескалась вода. Путники завернули за выступившую вперед скалу и вдруг остановились, пораженные необыкновенной картиной. Впереди перед ними все сияло, вспыхивало и переливалось яркими радужными огнями. Казалось, что они стоят не в глубокой холодной пещере, а в огромном зале сказочного дворца, украшенного несметными богатствами.
Путники стояли в оцепенении и не трогались с места. Даже равнодушный ко всему Стриж поднял голову и не мог оторвать восхищенного взора от волшебного сияния. Нет, это не пещера! Будто неведомые чародеи-зодчие тонкими искусными резцами высекли в черной горе древний храм и, не скупясь, щедро украсили его дорогими самоцветами. Здесь все горело: и стены, нисходившие причудливыми неровными зубцами, и потолок, с которого местами до самого пола спускались ажурные, сверкающие каменьями украшения. Группы стройных голубоватых колонн легко, но надежно подпирали невидимый снизу купол пещеры. Тагильцев поглядел вверх. Далеко, в черной недосягаемой высоте, ослепительно ярко горело огромное солнце. «Что это значит? — прошептал он. — В глубине пещеры, в подземелье, такое солнце?..» И чем дольше и безотрывней глядел он в темно-синюю мглу, разорванную мощным лучом света, тем, казалось, все выше и выше поднималось на черном небе это сказочное светило. Тагильцев поглядел по сторонам. Справа от него светило еще одно яркое солнце, только оно было удивительно голубое. И тут его осенило:
— Да это же небо заглядывает!.. Наверху, наверно, такая же трещина, как и та, по которой мы попали в эту пещеру, против нее — солнце…
— А ты, однако, думал, солнышко забралось сюда? — лукаво ухмыльнулся Оспан. — Думал, черт в мешке его сюда затащил и выпустил?.. Нет…
— Ну, кто бы его сюда ни затащил, это великолепно! — вмешался Вепринцев. — Я никогда не видел ничего подобного. Слишком много красоты и богатства природа бросила в подземелье…
Вдоволь налюбовавшись невиданной красотой подземного дворца, путники прошли вдоль всего обширного зала пещеры и скоро опять оказались в узкой холодной трещине. Опять лез в глаза горький зеленый дым факелов. Опять в кривых закоулках и щелях расползался шорох. Но недолог был этот путь. Впереди показалась полоска света. Она была узкая и тонкая, словно белая жилка кварца в глыбе черного гранита, но с каждым шагом вперед разрасталась, ширилась. И вот уже необъятное море голубого теплого света вышло навстречу усталым путникам.
Когда они вылезли из пещеры и поглядели друг на друга, то невольно все рассмеялись: они были неузнаваемы; только глаза и губы выделялись на черной, блестящей лакированным глянцем коже.
— Ого-го-го… Ха-ха.. — басил Вепринцев, указывая большим грязным пальцем на Стрижа. — Бьюсь об заклад, что это не младший геолог, а египетская мумия, извлеченная из древнейшего саркофага.
— А ты? — жалко улыбнулся Стриж. — На кого ты сам-то похож?
— А штейгер наш… — смеясь, повернулся Вепринцев к Гурию.
Гурий был смешон и страшен. На его кривых, согнутых ухватом ногах гармошкой висели истерзанные сапоги, грязные и мокрые портянки вылезли из них наружу. Большое круглое лицо было черно, как голенище, и все, от широкого лба до подбородка, исписано морщинами, которые теперь были особенно заметны. «Сатана кривоногая, — подумал Оспан, жмурясь от ослепительного тепла. — Чистая сатана, и уши большие, как лопухи, только рогов не хватает…»
— Ну, а где же долгожданный ложок, старик? — перестав смеяться, спросил Вепринцев.
— Вот он, ложок-то, — показал Оспан чубуком трубки. — Считай, дошли, теперь до него рукой подать…
Но все так устали, что не в состоянии были двигаться дальше. Как только они спустились по камням к зеленой поляне, один за другим попадали в теплую и мягкую, как начес шелка, траву и заснули.
33. Тагильцев открывает тайну Илюше
Весь остаток дня отдыхали — так распорядился Вепринцев, — приводили в порядок поизносившуюся одежду и снаряжение. Гурий, за обедом перехватив лишку, спал, оглашая полянку глубоким прерывистым храпом. Оспан давно ушел в горы, прихватив с собой ружье. Только один Вепринцев не находил себе места. Был он сегодня необыкновенно подвижен и весел. То ворочал десятипудовые камни, то, словно медведь, озорства ради, начинал гнуть к земле высокую прямую березу, то, как легкомысленный подросток, бегал вдоль крутого обрывистого берега, спуская к воде шумящую осыпь древних камней. Будто ядреный хмель буйно играл в его мышцах. И все ему сегодня было мило и хорошо, всеми он был доволен, всему был рад.