Путь на Север
Шрифт:
Однако пришельцы не собирались их убивать. Напротив, они заставили Сару быстро одеться и потащили девушек куда-то к морю.
Уйти нам не удалось. Уж не знаю, как Карабарс уцелел при взрыве, но он быстро организовал настоящую погоню. Нет, мчалось за нами не так уж много, десяток-полтора бойцов. Но если учесть, что армяне и Дениз-оглы расстреляли боезапас «в ноль», встретить нам их было нечем. В одиночку же, как бы я ни был крут, с таким количеством мне не справиться.
Но и добежать до поджидавшего нас парусника мы не успевали… Так что я с Дениз-оглы, совершенно как в фильмах про Великую Отечественную, остался прикрывать отход. Без всякой надежды на победу, просто чтобы задержать, пусть и ценой своей жизни.
Скорее
И тогда в бой вступил я. Так же нагло и безбашенно. Не уворачиваясь и даже не пытаясь прикрыться камнями. Я просто в бешеном темпе стрелял с обеих рук. Десять пуль – десять тел, валяющихся на земле. А на мне – лишь пара царапин.
Впрочем, гнавшихся за нами оказалась ровно дюжина. Десятерых положил я, Карабарса зарубил Дениз-оглы. Двенадцатый же, последний из оставшихся в живых, успел за время погони и стычки расстрелять все патроны, и теперь он лишь бесполезно жал на спусковой крючок. Поняв, что патронов больше нет, он взревел и бросился на меня, размахивая прикладом. А у меня из оружия оставалась только бритва, спрятанная в кармане…
В своей жизни мне не так уж часто приходилось драться. Я имею в виду не перестрелку, а драку руками, ногами и подсобными предметами. Фактически единственное, что имелось в моем багаже – это драка с Томом О’Брайеном. Поэтому я совершенно не представлял, как защищаться от ударов прикладом, если нет возможности достать револьвер и пристрелить противника.
Турок между тем, ухватив винтовку за ствол и цевье, нанес размашистый удар, целясь мне в голову. Мое тело, натренированное уклоняться от выстрелов, отреагировало само, нырнув под удар.
Я попытался разорвать дистанцию, но противник развернулся, перехватил свое оружие и нанес второй удар, на этот раз сделав длинный выпад и пытаясь ткнуть стволом винтовки мне в солнечное сплетение.
Я никак не ожидал, что меня можно достать на этом расстоянии, и пропустил удар. Единственное, что мне удалось, – это слегка повернуть корпус, чтобы удар вышел скользящим. Это мне удалось, но тем не менее хватило и того, что «прилетело». В глазах потемнело, дыхание сбилось.
Что ж, похоже, дистанцию придется увеличить еще сильнее. Я повернулся и попытался убежать. В конце концов стрелять ему нечем, ноги у меня длиннее, так что можно рассчитывать, что он меня не догонит, а у лодки меня поджидают соратники, которые помогут справиться с этим маньяком. С этой мыслью я повернулся и побежал.
Похоже, мой противник тоже невысоко оценивал свои шансы догнать меня. Во всяком случае, он и пробовать не стал. Он просто широко размахнулся и бросил винтовку, как биту при игре в «городки» [34] .
И, вот ведь сволочь, попал. Прямо по больной ноге. Я с воплем покатился по земле. Однако этот маньяк не остановился, подскочил ко мне, схватил обеими руками за горло и, навалившись всем телом, начал душить.
34
Городки – русская народная спортивная игра. В этой игре необходимо с определенных расстояний «выбивать» метанием биты «города» – фигуры, составленные различным образом из пяти деревянных цилиндров (чурок), называемых «городками», или «рюхами».
Я попытался вырваться или разжать его хватку, но не преуспел. В глазах уже начало темнеть, а легкие горели, требуя притока кислорода. Тогда я сунул руку в карман, достал бритву, раскрыл ее и, не видя уже своего противника, наудачу полоснул его по горлу…
Софочка в ужасе смотрела на этого странного русского. Он приплелся весь в крови. Кровь была на куртке, на штанах, на пробитой голове, на раскрытой бритве и на винчестере, которые он сжимал в руках…
«Это же монстр какой-то! – в ужасе подумала она. – Он в одиночку перебил десятки людей!»
«…Спасенных девушек Карен следующей же ночью отправил в Грецию. А еще через три дня Софочка уже плыла на каком-то паруснике обратно в Одессу.
С Сарочкой же оказалось сложнее. Возвращаться на Крит она не хотела ни в коем случае. Но и в Нью-Йорк, к сестре и прочей родне, категорически отказывалась плыть без «своего любимого Янчика». В конце концов я плюнул на конспирацию и навестил Яна Гольдберга. Что вам сказать? Пообщавшись с ним, я начал понимать, почему ради него Сарочка бросила родню и осталась на Крите посреди тлеющего восстания. Ян ее действительно любил. Осознав ситуацию (что заняло «всего» четверть часа расспросов и охов), он твердо наказал, чтобы она его дождалась, и в Штаты они поедут вместе.
На вопрос, а долго ли ей ждать, заверил, что сущие пустяки, месяц-полтора, не больше. Ему надо продать имущество и завершить дела, чтобы не приехать в Америку с голым задом. Впрочем, он тут же реабилитировался в моих глазах. Во-первых, тем, что попросил передать для Сарочки деньги в количестве, достаточном для того, чтобы, не особо ограничивая себя, прожить не полтора месяца, а верных полгода. Во-вторых, попросив немного подождать, он написал для невесты письмо. И тоже попросил его передать. А в-третьих, он поразил меня своей наблюдательностью. Он видел меня мельком. Всего раз в жизни, когда я подходил к Сарочке возле синагоги. И тогда это был тихий интеллигентный молодой человек. Сейчас же к нему явился громила в рабочей куртке, про которого нетрудно было догадаться, что на нем сотня трупов бойцов Сотни. Тем не менее он меня узнал и вежливо поинтересовался, не хочу ли я передать Теду весточку.
Разумеется, я отказался. Хоть Ян Гольдберг и вызвал во мне симпатию, но канал связи через Фань Вэя был надежнее. Да и нечего мне пока было сообщать.
Напоследок, припомнив кое-что из кошмаров острова Эллис [35] , я посоветовал Гольдбергу жениться на Сарочке до их приезда в САСШ. На его молчаливое удивление, с чего это я лезу в его личную жизнь, пояснил, что одиноких женщин в США впускают неохотно, опасаясь, что они займутся проституцией».
35
Подробнее о пребывании Воронцова на острове Эллис и подробностях пропуска через эти «ворота для иммигрантов» см. в книге «Американец».
Крит, окрестности Ханья, 7 ноября 1896 года, суббота, вечер
– А вот скажи мне, Юра-джан… – заговорил вдруг Карен, закончив, по-видимому, вдумчивое, растянувшееся на полчаса поглощение хаша [36] из миски, потрясающей своими размерами, и взамен, как он любил выражаться, «возжаждав роскоши человеческого общения»…
36
Хаш – жидкое горячее блюдо, суп, получившее распространение по всему Кавказу и Закавказью. Игредиенты: говяжьи ножки, рубец, чеснок.
– Скажи мне, – продолжил он, дождавшись, когда я оторвусь от очередной серии расчетов «презентационного процесса», – а почему ты не уплыл вместе с девушками? Хоть в Грецию, хоть в Одессу, хоть обратно в эти свои любимые Соединенные Штаты.
– В Штаты мне нельзя! – скупо ответил я. И уточнил: – Пока что – нельзя! А в остальных местах мне будет ничем не лучше, чем здесь.
Карен помолчал немного, видимо, прокручивая в голове сказанное мной и додумывая то, о чем я умолчал, а потом, что бывало не так уж часто, перейдя от привычного тона записного балагура к серьезности, сказал: