Путь на восток
Шрифт:
— Ты головой то думай комбат! Куда побежал — у тебя же машина есть! Так всех бойцов своих испугаешь! Молодцов улыбнулся, козырнул и отбыл — на личном Бюссинге, какой у нас у всех троих — командирский. Обернулся к Рощину — теперь его очередь:
— Ну а ты чем порадуешь? Комбат 2 доложился… Ну что ж — неплохо: и продовольствием мои комбаты разжились на своих станциях и бронетехникой и боеприпасами и всяким нужным барахлом… Рощин привел роту из бывших пленных — отбирал как и я, а Молодцов — аж два батальона: в Лунинице расположены два лагеря для пленных. Один в городе, для разных работ, а второй — штатлаг — за городом… Пленные оттуда совсем плохи: худые, тощие, слабые, но когда с ними разговаривал — обижались: почему их не взяли немцев бить?! Смех — но разве что сквозь слёзы…
В город втянулись остатки колонн,
— А этот что тут делает? Вынести его на улицу — он не желает находится рядом с немецкими врачами! Боец, опять перебинтованный, с кровавыми разводами на бинтах вскочил, хоть и с трудом:
— Товарищ капитан! Ну я же уже повинился! И меня простили! А вы вспоминаете… И набрался смелости — Кто старое помянет — тому глаз долой! И смотрит — как среагирую на такую дерзость. Среагирую…
— А чего же не продолжаешь дальше: А кто забудет — тому оба!
— И всё то вы знаете товарищ капитан! — улыбнулся боец — с вами лучше не спорить и не пререкаться! Усмехнулся в ответ:
— Вот это ты в точку: не спорить и не пререкаться! Товарищи медики — повернулся к немцам, «незамечающим» нашего диалога — у вас есть претензии к этому бойцу? Первой среагировала Инга:
— Никак нет товарищ капитан! — выкрикнула она, продолжая бинтовать своего раненого. Мэтр лишь скупо обронил — Конфликт исчерпан… Анестезиолог буркнул коротко — Нет претензий. Грета ответила так, что мне стало неловко за себя, как и многим раненым:
— Он извинился товарищ командир… У нас нет к нему претензий…
— Ну раз так — тогда ладно… произнёс скороговоркой и покинул перевязочную под призывно-обволакивающий взгляд Греты — от греха подальше… Нафиг-нафиг это шевеление в штанах…
Этот боец пришёл ко мне тогда, после перевязки; извинялся, клялся всякими клятвами, что понял, осознал — только оставьте в группе!
— Ты оскорбил своими словами честных медиков, хоть и немцев! Они стараются не за страх а за совесть, а ты из фашистами обозвал! А у нас — в Советском Союзе разве немцев нет? Или они не служат в Красной Армии? А на заводах и фабриках разве не работают немцы, которые являются гражданами Советского Союза?! А ты значит столкнуть хочешь лбам советских людей; вызвать друг к другу подозрительность и ненависть! У меня в подразделении национализм разводишь! Они хоть и бывшие враги, но хорошего сделали для всех очень много. А ты их фашистами обзываешь!
Боец рухнул на колени:
— Не хотел я! Не думал ничего такого! Больно было — пулю получил от фашистов — вот и вырвалось! Христом Богом прошу… — вырвалось у него непроизвольно… Деревенский значит…
— Встань… Иди — извинись… Извинят тебя все — останешься. Хоть один не извинит — будешь отчислен! Боец вскочил:
— Виноват… извинюсь… вымолю прощение… — бормотал он.
— Извиняйся, но достоинства советского воина не теряй, как здесь… — озадачил я его… Боец выскочил, а я вспомнил…
В июне 1942го года Илья Эренбург, которого единоплеменники распиарили как потрясающего писателя, драматурга и прочее, прочее прочее… написал в газете «Правда» гневную заметку — «Убей немца!» И политорганы тут же подхватили этот идеологическую статью-призыв! Везде: в военных малотиражках, боевых листках, в беседах и речах тупые политработники — а по другому их назвать нельзя, как заводные попугаи повторяли и повторяли — мусолили эту статью, да ещё и со своими комментариями, не понимая — какую большую свинью!: да что там свинью — какой непоправимый вред нанёс Советскому Союзу своей статьёй этот иудей! Вообще — я заметил: к чему бы не прикасались иудеи — они всё оборачивают себе на пользу а другим во вред! Уж не знаю: то ли из-за тупости, то ли из-за хитрости иудейской он слегка — совсем незаметно, перепутал слова… Тот, кто помнит мультфильм «В стране невыученных уроков», вспомнит момент, когда на классной доске двоечнику дали мел и сказали поставить запятую во фразе:
КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ!
От места где будет поставлена запятая — зависела его жизнь! Вот и в своей статье: вместо УБЕЙ ФАШИСТА! он написал УБЕЙ НЕМЦА! И эта статья ой как аукнулась Советскому Союзу, когда наши
И Германию иудеи заставили выплачивать возмещение аж восьми миллионам якобы пострадавшим, хотя позднее — их же исследователь, еврей, подсчитал — не более восьмисот тысяч! Много это, конечно, но не восемь же миллионов! Советских евреев в этом списке — не было. Меня аж в лице, видимо, перекорёжило, что водитель отшатнулся:
— Что — такое товарищ командир?! — раздался взволнованный голос водителя. Пришёл в себя — Всё нормально… Остались после захвата в городе, встретили ещё три эшелона с востока — из Осиповичей и Бобруйска и один из Тимковичей… О том, что в городе «красные», отправляющие стороны так и не догадались — в обе стороны полетели телеграммы о том, что партизаны взорвали мост и железнодорожное полотно и проезд временно прекращён, но будет вскоре восстановлен… С Тимковичей эшелон с пшеницей, мясом, салом, местными овощами и фруктами… Нам, вообще то и то, что уже имеем, грузить некуда, а тут ещё и немцы могут сверх захваченного подкинуть — по незнанию. И не оставишь же халяву — жаба задушит…
Отправили после обеда колонны с трофеями на место нового размещения. Туда же отправил и бывших пленных из штатлага Лесной — три батальона рекрутов с назначенными им моими командирами: лейтенантом Грибовым; сержантом Ибрагимовым; сержантом Мочаловым, выросших до комбата по цепочке должностей: командир отделения — командир взвода — командир роты… Ну и звания присвоил — своей властью, хотя и не имел на это право. Но это сейчас не имею, а завтра… На каждую вышестоящую должность командир переходил с частью своих бойцов: группа — отделение — взвод — рота… Так что есть кому и дисциплину держать и пример показывать рекрутам и новичкам. Придал им ещё и два батальона рекрутов из двух лагерей, расположенных в городе и рядом… Две с половиной тысячи пленных — из них желание драться с врагом изъявило чуть больше полутора тысяч… Два батальона пехоты — остальные рассосались по другим специальностям. Остальные остались в лагере — пока… Я их понимаю: ужасы и тяготы войны не для всех, а многих просто сломали морально, но как тогда с ними быть при нашем уходе? Оставить в лагере немцам, чтобы они работали против Красной Армии и советского народа? Отпустить на все четыре стороны? И далеко они уйдут? Вопрос вопросов! А решать его надо… И я его обязательно решу!
Особое внимание — третьему лагерю военнопленных. ХА ОФЛАГ (362 штатлаг) — стационарный лагерь для пленных командиров РККА… На данный момент в наличии чуть больше 1800 человек. Для работ не привлекаются — пока: эпизодически идёт пропаганда, склоняющая к сотрудничеству их с новой властью…
Сначала разобрался с лагерными документами — потом приступил к визуальному отбору. Как и во всех лагерях: внутренняя администрация: командиры бараков, командиры отрядов; группы поддержания порядка в лагере… — из числа военнопленных. Итог разборов: 1450 командиров выразили желание служить в Спецназе на моих условиях; 248 — пособники немецкой администрации; остальные — болото, страстно желающие слиться (в экстазе) с частями Красной Армии — видимо та, довоенная служба им более приятна, чем желание отдать долг Родине в трудное, для страны, время. Переписал фамилии, накормил и отпустил — после ухода моего подразделения из города, снабдив винтовками, патронами, стандартным набором продуктов на неделю. Содержанию набора не особо обрадовались, но тут уж — извините: разносолы и деликатесы — для тех, кто согласились служить в Спецназе. С пособниками — по закону военного времени: новые кирпичики силы улеглись в моё хранилище, ужавшись в размерах вдвое — освобождали место для нового поступления. И оно не заставило себя ждать: в двух обычных лагерях всё повторилось точно так же. Остаетесь — сами решайте свою судьбу…