Путь на Землю
Шрифт:
В отдалении скользил над водой треугольный парус. Лоэ вспомнил, как они со Смитом прятались на острове, и мимо точно так же прошла яхта, чуждая миру техники и поэтому почти нереальная. На мгновение в груди дрогнула боль, но привычная волна тупого покоя накрыла всё. Магда взяла под руку, и Лоэ послушно пошёл туда, куда повели.
Дом отличался тяжёлыми пропорциями и нелепым для лёгкого здешнего климата сумрачным стилем. Он тоже раздражал. Вместе с Магдой Лоэ спустился с террасы и пошёл по мощёной дорожке. Разумеется, он был на острове. Оглядевшись, Лоэ увидел, что море окружает сушу со всех сторон. Место, что
Лоэ долго смотрел на далёкую тень материка на горизонте, но воля была слишком подавлена, чтобы мыслить о бегстве. Бывшие влюблённые спустились к воде и сели на скамейку у пустого причала. Голос Магды производил неприятное впечатление, резкий как щёлканье флага на ветру, Лоран болезненно вздрогнул. Женщина предала его, и он испытывал физическое отвращение к ней.
Звук шагов заставил очнуться и приоткрыть глаза. К причалу шествовал Бердет. Мощная фигура хорошо смотрелась на фоне серых стен замка, но Лоэ равнодушно относился к монументальным формам. Бердет подошёл и сел рядом.
– Как вы себя чувствуете, господин Лоэ?
– Никак не чувствую, – ответил Лоэ. Его самого поразило, насколько это правда.
Магда и Бердет обменялись быстрыми взглядами. Бердет слегка кивнул, и девушка беспрекословно подчинилась, пошла прочь. Лоэ невольно посмотрел ей вслед и почти сразу заметил, что Бердет этого не сделал. Словно ему абсолютно чужды обычные человеческие слабости.
– Откройте для себя смирение, – мягко сказал адепт. – Вы в шоке, господин Лоэ, что понятно. Я бы даже сказал, нормально.
Лоэ отвернулся. Бердет продолжал:
– Каждому приходится переживать моменты крушения. Жизнь жестока, но, нанося удар, оставляет возможность надеяться.
– Что за бред, – вяло сказал Лоэ.
– Вас предали, господин Лоэ, над вами жестоко поиздевалось существо, обделённое нравственным чувством, чуждое миру, отвратительное всему живому. Существо, проклятое самим фактом бытия и потому обречённое на уничтожение.
– Не ваше дело, господин Бердет. Мои отношения с кем бы то ни было касаются лишь меня.
– Отчасти верно, но вы забыли, господин Лоэ, что существо, о котором я говорю, убивает людей.
Лоэ невольно содрогнулся. Смит отрицал убийства. Адепты утверждали обратное. Тупик. Думать на эту тему было неприятно, и почему-то начинала болеть голова. Адепты хотели, чтобы Смит вызывал в нём отвращение, но где-то внутри продолжал тлеть крохотный очажок упрямого отрицания. Лоран сопротивлялся. Загадочно и бессмысленно и всё же…
– Вам кажется, господин Лоэ, что злодеяния его оправданы самим фактом, так же как хищник поедает жертву, чтобы утолить голод, такова природа, таков закон жизни.
Бердет придвинулся ближе, ласково положил ладонь на плечо Лоэ, и Лоран невольно откликнулся на дружеский жест.
– Но вампир не живой, господин Лоэ. Это труп, обманом существующий среди живого. Мерзкий, отвратительный, холодный труп.
Лоэ хотел сказать, что Смит не холодный, он даже горячее человека, но промолчал. Несущественное уточнение, а, кроме того, временами накатывала такая слабость, что, казалось и сердце устанет биться.
– Он убивает людей и пьёт кровь не для поддержания жизни, а чтобы предотвратить разложение, тошнотворный процесс гниения, распада, подлинной смерти. Он не преступен, а противоестественен.
Может быть, а в памяти Лоэ сразу всплыло, как сражались бок о бок берен и верон, человек и вампир. Они победили. Начни выяснять, кто естественен, а кто нет – потерпели бы поражение.
– Возможно, с его точки зрения противоестественны мы, – вяло сказал Лоэ.
Взгляд Бердета сделался задумчив, а ласки в нём поубавилось.
– Вы ещё нездоровы, – сообщил он и, повернувшись, кивнул двум откуда-то появившимся крепким парням.
Лоэ почувствовал, как в глазах закипают слёзы, но какое сопротивление он мог оказать? Не дожидаясь применения силы, поднялся и послушно пошёл за провожатыми. Его снова привели в белую комнату и усадили в кресло. Один из парней привычно закатал рукав и наложил жгут. Лоэ плакал молча, просто слёзы скользили по лицу. Игла вошла в вену.
Самым мучительным из всего происходящего была невозможность зацепиться за что-то, остановиться, сконцентрироваться. Мир плыл перед ним, всё время слева направо и при этом странным образом оставался на месте. Лоэ пытался закрыть глаза, но мир плыл, даже невидимый, мир качался в голове. Ещё досаждали голоса. Страшно, что на большинство вопросов у Лорана не было ответов. Почему-то более всего мучителей интересовало, где находится гроб вампира. Этот вопрос задавался неоднократно и в многочисленных вариациях, но Лоэ ответить не мог. Ещё чаще допытывались, где искать самого вампира, есть ли у него запасные укрытия, какими средствами он располагает и где они размещены. Неосведомлённость Лорана страшно раздражала адептов, издевательства продолжались. Через какое-то время, впрочем, оно показалось вечностью, Лоэ совершенно перестал что-либо понимать. Видимо, в том, что он говорил, исчез всякий смысл, его оставили в покое.
Очнувшись, он обнаружил, что мир не плывёт перед глазами и вообще достаточно внятен, но как мучительно ударило по нервам пробуждение! Проснулась боль. Перекатываясь в теле, она возникала в самых неожиданных местах. Ломило суставы, а голова казалась раскалённой докрасна. Страдание перекрыло мозг и душу. От боли высохли слёзы. Осталось единственное желание – умереть, но Лоран заставил себя сесть на постели, а затем понемногу сползти с неё, натянуть одежду, выпрямиться. Он плохо понял – зачем. Всё оставалось бессмысленным. Мир предстал перевёрнутым, странным и ненужным местом. Тяжело переставляя ноги, Лоэ подошёл к двери, толкнул её, в лицо прянул свежий воздух. Кажется, утро, впрочем, может быть, и нет. Небо пятнали тени облаков, и солнце, сияющее среди них, выглядело тусклым. На море посвежело, и над волнами пенились белые гребни. Лоэ сделал ещё несколько шагов вперёд и остановился, наткнувшись на безжалостный взгляд.
Бердет сидел на ограждении террасы, подставив спину прохладному ветру с моря, и смотрел на Лоэ. Доброта выцедилась из глаз, и они выглядели жутковато прозрачными. Пустыми.
– Я всегда полагал, что легко возненавидеть того, кого когда-то любил.
Он замолчал, со вкусом размышляя о чём-то. Лоэ чувствовал себя всё хуже. Он возродился старым, усталым и неимоверно больным. Хотелось лечь на холодные камни, и всё. Ничего больше. Абсолютно ничего. Совсем просто, но каким-то образом он ещё держался на ногах.